– Я прошу не судью, – снова утыкаюсь в столешницу: разводы по древесине – как рябь на воде, и от этого слегка кружится голова, – а человека. Салигияра. Хоть вы и судья, но ваша суть ведь тоже любовь?
И только тут вскидываю голову. Взгляды пересекаются. Дуэль выходит недолгой. К моему удивлению, он сдаётся первым.
– Недаром Великий Охранитель, да святится мудрость его, избрал вас. Вы умеете защищать. Хорошая сильфида из вас выйдет. Да, кстати, – он подходит и кладёт на стол мой кулон, где обиженно поблёскивает зерно, – верните его на место. Это не украшение, это судьба.
У меня слишком дрожат пальцы и путаются волосы, не могу справиться с застёжкой. Бэзил помогает и попутно – пожимает мне руку, тепло и с благодарностью.
– Вернитесь на своё место, старший инспектор, я намерен огласить приговор, – говорит судья, но скорее строго, как учитель, делающий замечание.
Но Бэлил садится рядом со мной.
Судья достаёт достаёт молоточек, ставит перед собой весы. И прям видится, как слепая Фемида встаёт за его спиной…
Ударяет молотком по подставке, и в кабинет из двери в стене, которую я прежде и не заметила, является робот. Он совсем не похож на моего КИ. Шарообразный, на длинных членистых ножках и с такими же передними лапками, он напоминает медного жука-переростка. На круглом теле – головка с окулярами. От «переносицы» и вокруг всей головы – трубки. Будто очки. На стене похожий на акваланг блок питания.
Скрипит так, что уши закладывает.
Бэзил склоняется ко мне и шепчет на ухо:
– Робот-вестник, старая модель.
Дыхание Бэзила взвивает волосы, щекочет шею. Мне жарко, неловко и стыдно, потому что в голову лезут вовсе неподходящие к ситуации мысли. Ерзаю на стуле, очень хочу избавиться от корсета.
Бэзил, гад, ещё и улыбается – самодовольно и обольстительно.
Робот, наконец, добирается до судьи и протягивает тому свиток. Нервно кусаю губы, не люблю это ожидание, когда открывают письмо или разворачивают важный документ. Слишком волнительно. Но вот судья достаёт бумагу и прокашливается.
– Мудрые судьи Экориала, чья воля есть воля Великого Охранителя… – тут мозг отключается и перестаёт воспринимать, ждёшь главное, а на тебя льют концентрированный пафос. То ещё испытание…
– …приговариваются к… – а вот это уже интересно, и, вцепившись в руку Бэзила, вытягиваюсь в струнку и готовлюсь принять участь:
–…исправительным работам в виде надзора за ранее осужденными, а нынче помилованными…
Дальше уже не нужно. Вскакиваю, прижимаю руки к груди, потому что сердце колотится где в районе ключицы. И кажется, будто выросли крылья. Душа полна радости, кристальной, как вода в лесном ручье, тихой, как поступь ночи, и сияющей, как утренняя роса.
Девочки спасены. Я буду рядом.
– Благодарю судей Эскориала, Пресветлую S.A.L.I.G.I.A. и Регент-Королеву!
Выпаливаю на эмоциях и осекаюсь. Потому что судья смотрит строго и удивлённо. Что там судья – даже робот возмущённо помигивает лампочками.
Но потом Эйден улыбается и становится совсем похожим на папу.
– Вы самая странная из всех приговорённых мной, – произносит он. А потом переключается на Бэзила, который, хоть и не так бурно, как я, но тоже рад: – Старший инспектор, распорядитесь подготовить транспорт и помилованных. Вы отправитесь в шелтер7 отца Элефантия. А вы, миледи, задержитесь.
Бэзил кланяется и уходит.
Остаюсь один на один с судьёй и роботом-вестником, что пучеглазым медным шаром замирает у стены.
– Вам ведь интересно, миледи, почему суд Эскорила вынес такой приговор?
И не только это, но всему своё время. Поэтому просто киваю.
– Так вот, когда я был ваших лет, сопливым дознавателем, мой наставник, тогда едва получивший белые одежды судьи, сказал мне: «Эйден, запомни, война бесконечна и беспощадна, а мир быстротечен и чересчур мягок. Война идёт напролом, мир выбирает пути тернистые, поэтому добираться к нему так долго, а до войны всегда – один шаг». Так вот, с тех пор я всегда стараюсь следовать этому завету.
Остановиться в шаге от войны – вот что хотел сказать мне судья. Но ещё раньше он и другие сказали мне, что я оружие. Таков парадокс человеческого мировидения: у нас средства убийства гарантируют жизнь.
Делаю реверанс и покидаю кабинет.
Меня провожают уже другим путём, видимо, чтобы уберечь от повторной встречи с заключёнными. И я признательна за такую заботу. Негатива больше не хочется.
Снаружи уже вечер. Он укутывает город уютным синим пледом, украшает ожерельем фонарей. И столица – серая, негостеприимная, – теперь
