хочу. Значит, ходить буду недалеко, без песен и налево.
– Удивительная ты, – говорит и смотрит странно, от чего я, наверное краснею по уши, уж горю – точно. – И где только пропадала сто пятьдесят лет, а, Роза?
– Да вроде здесь была, по Подземельям Шильды шарилась, когда мы Огород смели.
– Я там каждый угол прочесал, когда падшим сделался…
– Постой! Так ты ж ведь не падший сперва был, да?
И хлопаю себе по лбу: ну конечно, кто бы из наших, пока при башке, на грех бы полез? Во я дура!
Он ржёт опять.
– Сперва, как ты говоришь, я был ангелом. Так наших в Залесье зовут. Там, за Сумрачным Лесом, ангелов называют салигиярами. Они следят за исполнением Интердиктов и с грехами воюют. И правильные все, что охренеть.
– Для тебя ведь «правильные» другое, чем для меня?
– Ага, – говорит и снова плюхается спиной на мох, – это которые живут так, как им диктует чип в башке, а не так, как хотят.
– Как машины?
– Вроде того.
– Тогда действительно охренеть.
– Не то слово, это потом из себя долго не вытряхнешь. Даже когда чипа нет. Вот я, например, до сих пор девок целовать не могу. Перепихнуться – пожалуйста. Сколько раз было, не считал. А вот целоваться – только по любви.
– Ко мне ж без любви полез! – с плохо скрываемым расстройством.
– Ну, то ушлёпок заставил. Серёга этот. А потом – ты Роза. Это как реликвию поцеловать, когда присягу приносишь.
– Зашибись! Вот обласкал! Я – реликвия, значит.
– Ну если тебе больше нравится – то ты мутант, выведенный в лаборатории. Так лучше?
– Вот ты козлина! – падаю рядом, небо тут такое синие, глаза режет аж. И почему-то уходит злость, а вместо неё накрывают тишина, там, внутри, и покой. – Скажи, а Дома-до-неба строили ангелы?
– Нет, ангелы ничего не строят. Они только блюдут и карают. Эти дома строили за сотни лет до нас.
– Но кто и зачем?
– Люди. В гордыне своей они хотели уподобиться богам. Люди – бескрылые букашки, вечно тоскующие по вышине. Они люто ненавидят тех, кто может летать.
– Но ведь если люди не могут лететь, а вы, ангелы, можете, значит тоже ненормальные. Тоже мутанты?
– Своего рода. Но мы – мутация, созданная самой природой. Её защитный механизм. Тебе будут рассказывать, что салигияров создали – трёп всё это. Они просто стали рождаться у обычных людей. Как до этого рождались сильфиды. Ответ мира на вторжение.
Ух! Люблю, когда мужики вот так умничают, и, как говорит баба Кора, антимонии разводят. Её бесит, меня штырит.
– А сильфиды – ты сказал: рождались. Их что, больше нет?
– Вроде всех перебили.
– Хреново.
– С чего вдруг. Говорят, они жуткими монстрами были. Жестокими и кровожадными.
– Вот как, – тяну. – А чё ж тогда Охранитель сказал сильфиду найти?
Он подскакивает так, будто его борзошмель жиганул.
– Ты что, – орёт, – Великого Охранителя видела?
– Да, и не хрен орать! – морщусь.
– Почему сразу не сказала?!
Хватает за плечи и трясёт грубо, ни как реликвию, а как дерево какое.
– Та блин, – отбиваюсь, – ты не спрашивал. А им сказала, ты уже не в холщине был.
– А они
– Баба Кора взвилась чё-т! Не понравилось ей.
– Плевать, что этой рыбине недоваренной не понравилось, рассказывай.
– Да особо нечего. Он мне розу показал, вытащил из меня и назад воткнул, пипец, как больно было. Сказал что-то вроде: «Цвети». Он ваще понтушный такой. Очень правильный, как солнце и небо весь. Потом, уже когда сюда летела, в ухо дунул: «Найди сильфиду». А, а ещё раньше, про пузырь говорил, что лопнет скоро, и про сонника. И всё.
Он вскакивает, меня хватает:
