однажды продолжит ее учить.
– Скажи мне, заговорщица, а ты уверена, что те, кого мы пригласим, смогут пройти «М-23»?
Чен и Рим? Белинда задумалась: вроде бы, должны. И хорошо, что они встретятся «случайно», а после выдержат совместное испытание – это всегда лучше для начала знакомства. Ей ли не знать?
– Существуют тесты чуть проще двадцать третьего – например «М-17», для физически выносливых людей. Или «М-19» для хорошо тренированных.
– Хорошо, пусть будет «М-19».
Действительно, вдруг двадцать третий они завалят? А на девятнадцатом порезвятся вместе.
Сиблинг хмыкнул.
– Что ж, называй мне имена.
Она собиралась уходить, когда он окликнул ее.
– Белинда?
– Да?
Мастер Мастеров на секунду изменился в лице, как от зубной боли.
– Кстати, у меня для тебя есть две новости – хорошая и плохая. С какой начать?
Залитые светом стены кабинета; теплый прогретый солнцем стол, шуршание серебристой формы. Ей не нужны плохие новости – не сейчас, когда счастливая жизнь только наладилась.
«Только не про Бойда», – барабанным боем билась в голове мысль. – Только не опять что-нибудь…»
– Это… ведь не про Бойда?
Сегодня они собирались пройтись по магазинам – заказать новые кольца. Такой счастливый момент…
– Так с хорошей или плохой?
– Давайте с плохой.
Черт, если нужно выдержать что-то еще, она выдержит.
Сиблинг, глядя на ее полное решимости лицо, хмыкнул.
– Тебе знаком человек по имени Джордан Макгир?
– Конечно.
Причем здесь Килли? Она не вспоминала о нем с тех пор, как… Вообще не вспоминала. Давно.
– Жаль сообщать, но он умер вчера. Убит в бандитской перестрелке.
При этих словах Лин не почувствовала ничего, кроме облегчения – облегчения, что новость не про Бойда.
«Мир его духу. Куда бы Килли не отправился теперь, он всегда сам будет выбирать свою судьбу».
– А хорошая? Вы сказали, что есть еще одна новость, – хорошая?
– Да. Есть. Один человек, сообщая тебе новости, ошибся.
Она так и стояла в дверях, силясь сообразить, о чем идет речь.
– Хочешь подробностей? – Джон смотрел лукаво, в первый раз без упрека. – Тогда будь сегодня в два тридцать в городском парке перед университетом. Все поймешь.
Здесь шумели и гомонили, смеялись и спорили. Здесь пахло лапшой, соевым соусом и жареной картошкой – всем тем, чем торговал «на вынос» киоск по соседству. Здесь носили под мышками книги, а к рюкзакам крепили десятки значков. Здесь жили «братствами», группами и сообществами – вдыхали знания, а выдыхали скабрезные шутки. Здесь текла самая настоящая, бурлящая, как река, студенческая жизнь.
А Лин сидела на лавочке и ежилась от холода.
«Почему Джон не сказал, где именно ждать?»
Тихий, показавшийся ей знакомым голос, она услышала, когда часы на ее запястье показали четырнадцать тридцать одну:
– … да, сегодня выписали. Сразу на работу? Конечно, я уже належался, сколько можно? Шов не болит, говорить могу спокойно…
У нее защипало веки прежде, чем она успела обернуться.
Роштайн.
Живой.
«Старик? Без документов…? – зазвучал в голове голос санитарки. – Умер он еще в машине…»
«Ошиблась, сообщая новость…»
Белинда терла веки, а из-под пальцев катились по щекам слезы: живой. Живой. И скользнул, будто смазанный маслом, в сторону тяжелый камень с
