Появляется всадник

Надо было отправиться вместе с ним. Да. Надо было отправиться вместе с ним. Еще одна причина, по которой она никак не могла исчезнуть: она не могла забыть, что обманула его надежды. Она любила его, так ведь? Разве не это она выяснила в их последний день вместе? Он был для нее важнее, чем странная власть Мастера Эремиса над ее телом. Она так верила в него и доверяла ему, невзирая на то, какие доказательства находили против него, что была готова последовать за ним куда угодно, даже если он вел двойную игру и предавал Мордант. Но тогда что она делает здесь? Почему она просто смотрела, как он рискует собственной жизнью и разумом, не делая ни малейшей попытки последовать за ним?

Она должна была раствориться в небытии.

Но ее удерживал изнутри страх. Она боялась Смотрителя. Боялась за Джерадина. И стыдилась.

Время шло, у нее заболела спина. Плохо подогнанные глыбы гранита давили ей на спину, на лопатки. Холод, казалось, пронизывал ее, поднимаясь от пола, несмотря на теплую одежду для верховой езды, которую сшил для нее Миндлин, и на сапоги. Может быть, разумнее было бы встать и пересесть на нары. Но у нее не было желания шевелиться, не было и сил.

Сейчас ты — моя.

Джерадин, прости меня.

— Миледи.

Она не могла видеть говорившего. Тем не менее, голос не напугал ее, и поэтому через какое—то время она смогла поднять голову.

У дверей ее камеры стоял Тор. Дрожащим голосом он снова пробормотал:

— Миледи. — Его толстые руки цеплялись за решетку, словно это он был в темнице — словно он сидел в тюрьме, а Териза была свободна. Она с трудом разглядела сверкающие в свете лампы слезы, катящиеся по его щекам.

— Миледи, помогите мне.

Его мольба дошла до нее. Он был ее другом, одним из тех немногих в Орисоне, кто, похоже, желал ей добра. Он спас ее от Смотрителя. И не один раз. Подавив стон, она встала на четвереньки. Затем подтянула ноги поближе к подбородку и с трудом приподнялась.

Покачиваясь, опасаясь, что может упасть, она приблизилась к двери. На большее она сейчас была не способна.

— Миледи, вы должны мне помочь. — Голос старого лорда дрожал не от поспешности, а потому что он с трудом сдерживал облегчение. — Король Джойс дал Леббику позволение делать с вами все, что взбредет в голову.

Она не могла взять этого в толк. Как и поцелуй Смотрителя, это было выше ее понимания. Она обнаружила, что снова сидит на полу, наклонившись вперед, так, что спутанные волосы закрыли лицо. Позволение делать все, что взбредет в голову. Король Джойс улыбался ей, и его улыбка была такой чудесной, солнечной, так рассеивала мрак ее жизни! Она любила эту улыбку так же, как любила Джерадина. Но все это была ложь. Все, что взбредет в голову. Все это была ложь, и у нее больше не осталось надежды.

— Пожалуйста, — выдохнул Тор с трудом. — Миледи, Териза. — Он с трудом скрывал свое волнение. — Во имя всего, что вы уважаете, — всего, что вы считаете в нем хорошим и достойным, если он не пал в ваших глазах. Скажите нам, куда скрылся Джерадин. Неожиданно она вскинула голову. Ее глаза были полны теней. Вы тоже? Тошнота прошла волной по животу, поднялась к горлу. Вы тоже повернулись к нему спиной? Она не могла ответить; у нее просто не было подходящих слов. Если она попытается хоть что—то сказать, то разрыдается. Или потеряет сознание. И вы!

— Вы не причините ему вреда, миледи, — умолял Тор. Он был стариком, и каждый фунт своего веса ощущал словно непосильную ношу. — Меня не волнует его вина. И если он жив, то далеко отсюда и в безопасности, ярости Леббика его там не достать. Мы в осаде. Леббик не сможет преследовать его. И никто, кроме него, не сможет воспользоваться его зеркалом. Так что с ним ничего не случится, если вы скажете.

Но король Джойс… — Горло лорда судорожно сжалось. Когда он смог продолжить свою речь, его голос дрожал, словно на смертном одре. — Король Джойс слишком долго верил Смотрителю. А сейчас перестал сознавать, что творит. Он просто не понимает, что натворил своим позволением. Он не знает, что Леббик обезумел.

Миледи, он — мой друг. Я служил ему всю жизнь и десятилетиями помогал ему жизнями всех своих людей в моей провинции. Сейчас он совсем не тот, каким был. Когда—то он был героем Морданта. Сейчас лучшее, что он может, — это умно защищать Орисон.

Но он просто стал меньше действовать, миледи, а не хуже. Он хочет добра. Клянусь всем сердцем, он желает добра.

Если вы откажетесь отвечать Смотрителю, Леббик предстанет в самой худшей своей ипостаси. И когда король Джойс поймет, к чему привело его позволение, он потеряет даже ту малость, что от него осталось.

Помогите мне, миледи. Спасите его. Скажите нам, где Джерадин, чтобы у Леббика не было повода причинять вам боль.

Териза не могла заставить взгляд сфокусироваться. Все, что она различала, — свет, отражающийся от его щек. Он умолял ее спасти себя. Кроме того, он был прав — если она скажет, где Джерадин, то у Смотрителя не будет оснований применять к ней пытки. И король Джойс, совершивший явную ошибку, будет спасен. Да и сам Тор — один из троих, к кому она хорошо относилась в Морданте, — может быть, перестанет плакать.

Отыскав в себе силы, о которых не подозревала, она встала на ноги.

— Король Джойс — ваш друг. — Ей казалось, что она говорит сухо и безжизненно, не вкладывая в речь чувства. — А Джерадин — мой. — И, попытавшись смягчить удар для старика, она пробормотала несколько мягче: — Простите.

— Простить? — Его голос мгновенно дрогнул. — Почему я должен прощать вас? Вы будете страдать — и скорее всего умрете — из—за преданности человеку, который убил родного брата, и убил зря. Вам придется пережить худшее, на что способен Леббик, и этим вы ничего не добьетесь. — Его руки впились в решетки. — Я не понимаю, почему должен прощать вас. Во всем Орисоне вы единственная, не считая короля Джойса, кто заплатит высшую цену за преданность.

Нет, миледи. Это мне следует просить у вас прощения. — Дрожание голоса Тора вызывало ответную боль сочувствия после каждого произнесенного им слова. —

Именно мне. Вы бесстрашно встретите свою смерть и либо заговорите, либо будете молчать, это уж как вам удастся. Ну, а мне снова придется смотреть, как мой друг разрушает все, что любит.

Я пришел к вам не сразу. Не подумайте. Как только король Джойс отдал приказ, мое сердце стало рваться на части, я пытался с грехом пополам убедить себя, попытаться найти оправдание… понять. Я умолял у его двери. Посылал слуг и стражников. Не подумайте, что я принес вам свою боль и ничего не пытался сделать.

Но мне больше не к кому обратиться.

Миледи, ваша преданность слишком дорого стоит. Что бы я ни делал, я делал это именем короля. Он — единственное светлое, что осталось во мне. Умоляю вас — не позволяйте ему погубить себя окончательно.

— Нет. — Териза больше не могла смотреть на старика и потому, к вящей панике Тора, отвернулась. — Джерадин невиновен. Все подстроил Эремис. — Она говорила так, словно молилась, собирая обрывки слов воедино, чтобы возродить свою веру. — Он подстроил смерть Найла, чтобы погубить Джерадина, поскольку знал, что Найл никогда не поддержит его обвинений, выдвинутых против Джерадина. Если король решил, что меня следует пытать… — На мгновение слабость вызвала у нее приступ головокружения, и она чуть не упала, — то ему придется примириться с последствиями. Джерадин — невиновен.

— Нет, миледи, — повторил Тор; но сейчас она услышала в его голосе нечто новое — отчаяние другого рода, смешанное почти с ужасом. — В этом вы неправы. Меня не волнует вина Джерадина. Я уже