Джерадина.
Ей не нравился настрой Артагеля. Но что толку расстраиваться? Тор прекрасно решил проблемы Орисона — и проблемы Артагеля, — лучше, чем она могла представить. Джерадин сказал правду брату. Она могла понять, что чувствовал Артагель — ну и что? Он…
— Вы тоже, миледи, — сказал Тор так тяжело, словно у него в животе перекатывались булыжники, — останетесь здесь.
Что?..
Она оглянулась. Джерадин ошеломленно уставился на старого лорда. Лицо Мастера Барсонажа побелело от внутреннего протеста.
Она расслышала правильно. Тор решил оставить ее в Орисоне.
Так вот почему Рибальд не принес ей кольчугу и оружие. Вот почему он избегал ее взгляда, ее вопросов. Ну конечно.
Она посмотрела на лорда неожиданно спокойно. В ее взгляде была решительность, сердце билось ровно. Джерадин заговорил, опережая ее, но когда увидел ее лицо, то прикусил язык.
— Милорд Тор, — сказала она мягко, словно он был безумен, как Хэвелок, и ему нельзя было задавать никаких вопросов. — Вы не хотите, чтобы я ехала с вами.
Ее поведение, казалось, отчасти смягчило его. Громко, скорее всего для того, чтобы укрепить свои позиции, он заявил:
— Вы — женщина.
Так как он повысил голос, Териза голос понизила:
— И это в корне меняет дело.
— Я лорд провинции Тор. — Лицо старика покраснело: он разрывался между яростью и недоумением оттого, что она не кричит на него. — И советник короля в Орисоне. Его честь в моих руках, как и моя. Вы —
Бессознательно избегая сарказма, она тихо ответила:
— Пожалуйста, говорите более прямо, милорд. Я хочу понять вас.
И словно это стало последней каплей, он сорвался на крик:
— Клянусь небесами, миледи,
Несмотря на свою решимость не реагировать, Териза улыбнулась.
— Тогда не думайте обо мне как о женщине, милорд. Думайте обо мне как о Воплотителе. Спросите Мастера Барсонажа. Он хотел сделать меня Мастером. Я пойду не с вами. Я пойду с Гильдией.
Тор набрал побольше воздуха, готовясь возразить.
И тут же вмешался Мастер Барсонаж:
— Миледи Териза совершенно права. — Он говорил самым убедительным тоном, на какой был способен. — Не забывайте, что она Воплотитель и, по сути, член Гильдии. Вполне возможно, самый могущественный Воплотитель, о каком мы когда—либо слышали. Я не верю, что мы можем сражаться с Мастером Эремисом, Мастером Гилбуром и Архивоплотителем Вагелем без ее помощи.
Сотрясаясь от ярости — а может быть, боль заставила его обширный живот заколыхаться, — Тор спросил:
— Конечно нет, милорд Тор. Я просто заметил, что леди Териза без сомнения относится к Гильдии. Независимо от того, какую роль мы изберем для нее для поддержки Орисона и Морданта, она не запятнает вашу честь — или честь короля.
Джерадин осторожно заметил:
— А король Джойс без колебания использовал женщин, когда это было нужно. Прошлой ночью Знаток Хэвелок сообщил нам, что король Джойс давно знал, что леди Элега и принц Краген станут любовниками. Он ожидал предательства с ее стороны — практически толкнул ее в объятия принца. Но не думаю, что принц позволил бы мне или Теризе попасть в Орисон, если бы не леди Элега. И кроме того, она может помочь нам еще и в другом.
Милорд Тор, без Теризы нам не обойтись.
Тор переводил взгляд с Мастера Барсонажа на Джерадина, его глаза выкатились и набрякли, став напоминать свинячьи. Лицо было багровым от переполнявших его чувств. Тем не менее, он молча согласился.
Он медленно осел в кресле и слабо замахал руками, прогоняя всех с глаз долой. Териза поняла, что она не единственная и даже не главная причина того, что он выглядит побежденным.
— Оставьте меня, — пробормотал он. — Мы выступаем на рассвете. Мне нужно хоть немного покоя.
Она чувствовала, что кому—то следует остаться с ним. Старик, похоже, нуждался в общении. Он страдал слишком долго и совершенно напрасно. С того дня, как он появился в Орисоне с мертвым старшим сыном на руках, и по сей день он жил словно обреченный, в борьбе с собственным сердцем и махинациями короля, пытаясь утишить свои страдания. Ему наверняка требовалось больше, чем несколько минут «мирной обстановки».
Но Мастер Барсонаж направился к выходу, а Джерадин положил ей руку на плечо, подталкивая к двери.
— Пошли, — выдохнул он, — пока он не передумал.
И она покорно последовала за Джерадином и магистром.
Снаружи, пытаясь объяснить свою печаль, она сказала:
— Гарт, должно быть причинил ему ужасную боль. Он не производит впечатление человека, который долго продержится на ногах.
Когда они покинули Тора, лицо у Джерадина стало менее решительным.
— Неважно. Король Джойс причинил ему гораздо больше боли, чем Гарт. — И он объяснил Мастеру Барсонажу: — Артагель сказал, что Тор практически все время напивался до скотского состояния.
Магистр угрюмо кивнул.
— Это его и держит, — продолжал Джерадин. — То, что он чувствует свою необходимость. Пока он верит, что нужен, он способен вытерпеть любую боль. Вот почему он так страдал, когда мы спорили с ним… Даже если он неправ. У него не останется сил, решительности или
Териза обняла Джерадина, благодарная за то, что тот все понял.
Пока они спускались из башни короля, Мастер Барсонаж на мгновение задумался. Затем, понизив голос, пытаясь отстраниться от собственных чувств, заявил:
— Я же, в свою очередь, люблю во всем сомневаться. Не могу без этого. Вот почему я пытаюсь окружить себя такой солидной оболочкой. — Он насмешливо обвел пальцем вокруг талии. — Он прав, как вы думаете? Вы уверены в том, что мы делаем? Мы на том пути, который избрал бы король Джойс, если бы был здесь?
— А если и так, — возмутился Джерадин наполовину всерьез, — сам—то король знает, что делает? Он когда нибудь знал, что делает? Кто—нибудь из нас хоть сколько—нибудь представляет последствия своих действий? Нет, простите меня, Мастер Барсонаж. Я не
Териза мрачно кивнула, подтверждая его слова. Магистр вздохнул.
— Нам следует удовольствоваться этим, как мне кажется.
Быстрее, чем требовали обстоятельства, они спустились вниз. Когда они миновали один из выходов на площадь, им показалось, что снаружи похолодало. Сомнений не оставалось; в Морданте начались поздние заморозки. Дыхание Теризы стало превращаться в пар задолго до того, как они вышли наружу. Она чувствовала, как холод ползет по ее лицу, словно знамение чего—то. Коридоры Орисона были по сути пусты, зато площадь оказалась заполнена до отказа. Териза слышала крики и шорох сотен — нет, тысяч — сапог, спешащих в самых различных направлениях. В дверном проеме мелькнул слабый свет факелов, падающий на людей и лошадей, снующих в утреннем мраке, словно эскадрон ведьм, готовых отправиться на разрушение и кровопролитие. Из обширных конюшен Орисона лошадей выводили на площадь и седлали.