— А как же чистосердечное признание, офицер? Я чистосердечно признаюсь, что участвовал с этой компанией во всех их тайных заговорах! Надо явиться в квадрат и оформить письменно?
Полицейские переглянулись. Потом тот, что стоял за нашими спинами, шагнул вперед:
— Вы мешаете правосудию, курсант Кири. Но вы действительно можете поехать самостоятельно в полицейский квадрат и оформить там признание. В нем должно явственно звучать — распространяла ли Дая Джисс запрещенные препараты. Если распространяла, и вы об этом знали, то вам даже отец не поможет. А если не распространяла, то вас мы все равно не арестуем, поскольку на ваше имя обвинения не выдвинуто. Отойдите в сторону, курсант Кири, и подумайте о том, что никакие ваши действия ничего не принесут обвиняемым.
Какая интересная юридическая проволочка! Триш и Одир арестованы, а Эрка не арестуют в любом случае, если он только не напишет обвинительное заявление против меня. И тогда я до конца жизни свободы не увижу.
После этого Эрк был вынужден дать им проход. Я не посмотрела на него — не могла посмотреть. Он отчаянно пытался сделать хоть что-то — если бы его арестовали вместе с нами, то доказательство его невиновности, в которое обязательно вмешался бы отец, служило бы доказательством и нашей. Но полицейские так не просчитываются. Во имя порядка…
Мы не разговаривали, вообще лица не поднимали, раздавленные тяжестью. Нас посадили в большой полицейский перевозчик, который со стоянки подал резко вверх, на третью воздушную полосу. Но я не смотрела в окно, хотя до сих пор никогда так высоко не летала. Самая страшная полоса — по ней передвигаются только транспортные средства силовиков и медиков. Всегда самая свободная и притом самая напряженная.
Я не могла себя заставить глянуть на друзей. Ведь именно я их впутала в настолько серьезные неприятности. Это давило даже сильнее, чем страх за себя. Меня-то впутали какие-то отморозки, без морали и совести, а этих двоих уже я… И в голове все крутился и крутился странный сон. Словно мое подсознание заранее знало о грядущих бедах — якобы перевертыши нас вчера заметили, они не хотели, чтобы мы пошли в полицию, потому слили нас. Зачем? Ведь без меня они тоже не смогут проникать в академию!
Потом начались допросы. Нас, выведя со стоянки, уволокли в полицейский квадрат и сначала разместили в одной комнате. Спрашивали только Триш и Одира, словно меня и не было. И вопросы были странными:
— Курсант Хадсон, вы знали, что на территории академии распространялись запрещенные препараты?
— Знала! — импульсивно отвечала Триш. — Но это не…
— Отлично. Поставьте здесь свой отпечаток. Курсант Хадсон, вы знали, что в нелегальном клубе для отдыха «Ромарио» на тридцать шестой улице распространялись запрещенные препараты?
— Да они там постоянно распространяются! — Триш и не скрывала назревающей истерики. — Только ни я, ни мои друзья не…
— Вот здесь отпечаток. Спасибо.
— Курсант Одир, можно ли считать, что вы не сообщили о преступлении, которое вам было известно?
— Ну вы и повернули. Я как раз и собирался сообщить! Сегодня!
— Понятно. Удивительно ли, что все соучастники именно это и говорят? Поставьте тут отпечаток.
Дело дрянь, даже и думать нечего. Они заранее собирались нас закопать — они и закапывают. Я подала голос:
— У меня в кармане есть адрес! Мы вычислили сбытовую точку!
Один из допрашивающих наконец-то соизволил уделить мне внимание. Вынул бумажку из указанного кармана и кивнул. Однако сделал при этом неожиданный вывод:
— Ну вот. Все как обычно. Когда одного прижмешь, он начинает сдавать остальных. Вышлем туда рейд — проверим. Но уже задницей чую, что подозреваемая раскололась.
Я закрыла глаза, а Триш, не стесняясь, завыла. Мы обречены. На самом деле, перевертышей в том месте уже не должно быть. Если сдали нас именно они, то сразу же и переехали. Но нам троим это уже ничем не поможет.
Женщина-полицейская, которая до сих пор молча сидела за столом, вдруг спросила:
— А может ли быть такое, что Дая Джисс угрожала этим двоим? Вряд ли она одна это проворачивала, там целая преступная сеть. Так что и угроза физической расправы не иллюзорная…
Офицер недовольно на нее цыкнул. Похоже, что она озвучила то, что нельзя было произносить вслух, и я за это сразу зацепилась — от бесконечной безнадеги, что самой мне все равно не выпутаться, так зачем тащить за собой остальных:
— Да! Я им угрожала!
Одир пытался остановить, забубнил что-то, но я вскочила на ноги и заорала в полную глотку:
— Я угрожала курсантам Вейру и Хадсон! Чтобы они молчали! Куда поставить отпечаток?!
— Сядь на место! — подлетел ко мне офицер.
— Куда поставить отпечаток?! — кричала я ему в лицо.
Эти показания они у меня приняли — чистосердечное признание нельзя не принять. Потом увели в малюсенькую камеру, сняли наручники и наконец-
