Энцелад Титан

пилотгруппе от медикологов я стараюсь держаться подальше, пока это возможно.

Я чувствую, что боль возвращается, и с отчаянием понимаю, что не смогу долго сопротивляться поглощающей меня тьме. Понимаю, что анестезия начинает действовать и я сейчас засну. Я вновь вижу операционную, но боль стала настолько нестерпимой, что я теряю сознание.

* * *

Астра — 2.

Резкая боль в груди и во всём теле… И обжигающий арктический холод, и смертельная усталость. Усталость и боль не дают пошевелиться и почти невозможно ни на чём сконцентрироваться и попытаться услышать о чём говорят люди в комнате. Почему мне кажется, что важно не показывать, что я очнулся? Почему мне кажется, что я должен узнать, о чём они говорят, пока они думают, что я без сознания, и что это важно? Я с пяти лет не притворялся спящим. Я слышу шаги и голоса нескольких людей, телепатически считывать их не получается: видимо, поблизости включена ноль-зона. Что случилось? Почему я не помню, где я нахожусь? Да ещё так холодно… Кто-то заботливо укрывает меня ещё одним одеялом, но я всё равно чувствую холод. Интересно, это опять Иссин сломал энергетический распределитель, а заодно и регулятор теплообмена, и в нашей каюте опять отопление не работает?

Иссин возмущённо восклицает телепатически: ”Я к этому не имею никакого отношения!”

— Ты должна увеличить ему дозу обезболивающего, раз уж ты начала терапию — взрослый голос, раздраженный. Моё подсознание автоматически помещает этот голос в группу «опасность».

— Иначе он опять потеряет сознание. На этот раз — от боли, — уточняет «взрослый» голос.

— Я и сама вижу, — спокойно отвечает знакомый голос…

— Ольга?

Высокий звук, похожий на птичью трель, почти вызывающий головную боль. Иссин!

— Иссин! Я согласна с тобой, что ситуация из рук вон, я понимаю, что ты в отчаянии, но ещё одна такая трель и я попрошу тебя присоединиться к Раари, ты должен понимать, что мешаешь, — голос Ольги уставший, я чувствую, что она расстроена, только причину не могу вычислить.

— Не знал, что компьютерная программа может плакать. Ольга, ты очень плохо влияшь на Иссина, — я слышу тот же самый, почти знакомый мне голос взрослого мужчины.

Всё-таки, почему мне кажется, что этот человек представляет угрозу? Может, просто нанести ему телекинетический удар, а потом уже разбираться, почему мне не понравился его голос? В пять лет я бы так и сделал. Сейчас… наверно, не поймут. И с рук точно не сойдет. Раи пообещает очередной «трибунал»… и мне просто стыдно перед Ольгой устраивать беспричинную истерику.

— Ты всё сказал? Тогда тебе здесь больше нечего делать. Ты уже сделал, что мог, и вряд-ли можешь навредить больше. Иссин тебя уже поставил в извесность, что ты больше за него не отвечаешь, — раздражённо отвечает Ольга.

Ольга… С кем ты говоришь? Почему кажется, будто ты разговариваешь приглушённо специально?

— Ты не должна обвинять меня в том, что произошло, Лисёнок. Он выжил. Большего я сделать просто не в состоянии. Но летать он больше не сможет. Я сообщил об этом его командованию. Кто-то всё равно должен был доложить Совету, но так как не ты, не Сэм не стали этого делать, это сделал я, — ответ незнакомого мужчины Ольге почему-то раздражает, а его усталый и в чём-то даже виноватый голос внушает страх. Только вот почему? Где я мог уже встречаться с ним, и почему моё подсознание отмечает голос этого человека как «опасность»? Он несомненно старше Давида, но младше Стара, и совершенно точно не является пилотом.

Кто он? О ком он говорит? Откуда он знает как мы зовём Ольгу, только я, ну ещё Сэм завут её Лисёнком. Причём Сэм дразнится так. Правда, Давид, Иссин и Раи Стар тоже иногда называют Ольгу Лисёнком. Никто другой её детскую кличку не знает.

— Да-да, я понял. Ты всегда очень грамотно расставлял красные флажки. Ты всё мне уже не раз объяснял — я слышу ещё один раздражённый голос. Сэм?

— Так что спасибо… и вали отсюда! — Сэм в ярости, а он настолько редко на кого-нибудь сердится, что это — событие. Я знаю лишь одного человека, способного вывести Сэма из себя: это его отец. Когда-то давно они очень сильно поругались из-за того что его отец попытался заставить Сэма учиться на врача. Но Сэм — пилот и Коммандоркапитан третьего ранга уже много лет. Не позновато-ли его папа спохватился? Зачем он приехал ругаться с Сэмом из-за его выбора профессии?

— Ты больше не имеешь права решать, что он будет делать дальше. Ты за него больше не отвечаешь. Ты уже получил послание Иссина. Все юридические правила соблюдены. Ты ничего больше не можешь сделать. Он больше не твой пациент, — отвечает Сэм.

Сэм, о чем ты говоришь? — я пытаюсь связаться с ним телепатически, но Сэм настолько зол, что впервые не слышит меня и не отвечает на мой телепатический вопрос.

— Не играет никакой роли то, что Иссин мне написал, — отвечает всё тот же усталый голос, взрослый голос человека, который также раздражен как и Сэм.

— Сэм, ты уже не ребёнок. Это не игра. Я отозвал его допуск. Я не могу позволить ему продолжать летать, подвергая опасности себя и всех, кто волей