Потом выравнялся на середине реки и быстро побежал вниз по течению.
Еве хочется громко крикнуть от радости, выскочить на палубу, сорвать с головы душный платок и махать платком по ветру. Но Ева не смеет. Она присела на корточки и распутывает веревки на корзинке. Осторожно подняла крышку. Из корзинки вылезла ошеломленная, примятая Кривулька. Хвост у нее поджат, уши трясутся, вся шерсть сбилась. Она нюхает воздух и озирается кругом.
Весь день Ева проспала. Ева уснула на диване не раздеваясь, в пальто и в платке. И Кривулька около - залезла к Еве под пальто и спрятала нос за пазуху.
Когда Ева проснулась, в каюте было темно. Сквозь матовое стекло над дверью пробивается свет. Это в коридоре зажгли электричество. Стены каюты, низкий потолок и пол - все вздрагивает, поскрипывает и покачивается. Слышно, как глухо стучит машина и плещется вода. В коридоре голоса. Должно быть, из общей каюты кто-то кричит:
- Человек, бутылку пива!
В коридоре зашаркали быстрые шаги. Это, верно, официант с баками шаркает по полу. Наверное, уже поздно, часов шесть, седьмой. И почему не бьют на соборе часы?
«Ах, что я, - отмахнулась Ева, - какие часы на соборе? Далеко часы - не услышишь».
И вдруг Еве вспомнилась ее комнатка: на столе горит лампа, стол промокашкой прикрыт, книги. А в углу постель. Стеганое одеяло подшито чистой простыней… Рядом в столовой сейчас накрывают к чаю, звенят стаканы, чашки, в вазочках клубничное варенье и булки с тмином.
«Боже мой, - ужаснулась Ева, - зачем я здесь? В этой темной каюте, в чужом платке, в чужом неуклюжем пальто. А за бортом мрак, холодные волны плещут и свистит ветер».
И Еве представилось: какая-то жалкая щепочка плывет по волнам. Волны в пене швыряют щепку из стороны в сторону. И эта щепка и есть сама Ева. Сердце переполнилось такой жалостью к себе, таким страхом, что даже слезы выступили на глазах.
«Что со мной будет! - ужаснулась Ева и закусила губы, чтобы не крикнуть и не расплакаться сильней. - Уже хватились, должно быть. Женя, верно, звонила по телефону в гимназию:
- Почему Ева Кюн не идет домой?
- И не было вовсе Евы Кюн в классе, - ответил швейцар.
- Вот тебе и раз!»
Но Женя сразу не догадается, что Ева удрала, что Ева успела уже отхватить много верст вниз по Каме. «Загуляла, - скажет. - Вместо того чтобы в гимназию идти, пошла в лес с мальчишками. Пользуется, что папы нет!» Но вот ночь придет, а Евы все нет и нет. Женя разволнуется. Всю ночь в постели будет ворочаться в тревоге. А наутро пошлет папе в уезд телеграмму: «Выезжай немедленно». Пока папа из уезда приедет в тарантасе, смотришь, и еще день прошел. Но как только папа приедет и все узнает, он сразу разошлет телеграммы по всем пристаням вниз и вверх по Каме, по всем станциям железнодорожных путей. И вот летят от папы к жандармам телеграммы - разыскать и задержать рыжую девочку в синем кафтанчике. И быстрее парохода, и быстрее поезда, и быстрее, чем птицы в облаках, летят, точно на огненных крыльях, белые телеграммы. Погонятся за ней, догонят и обгонят. И на всех пристанях, и на всех станциях, по всем пароходам, по всем поездам ночью с фонарями будут рыскать жандармы - искать рыжую девочку.
А рыжей и нет! Рыжие волосы под черным платком. И не видно, что рыжая, и не в синем кафтанчике, а в черном пальто. Вот вам и догадайтесь!
«Нет, глупости все это, - вздохнула Ева. - Разве папу перехитришь? Разве родился на свет человек, который с папой может состязаться в хитрости? Папа прищурит мутный, бесцветный глаз и смекнет. И что это я затеяла? Ужасно!»
Вдруг в коридоре послышались быстрые шаги. Кто-то разом останавливается у Евиной каюты. Ева сорвалась - и на цыпочках к двери. Руки ко рту притиснула от страха, насторожилась вся. Ищут уже!
Стук.
Но не в Евину дверь, а рядом.
- Подъезжаем… - сказал кто-то. - Собирайтесь.
Слышно, как открыли дверь в соседней каюте, как залопотал женский голос и по коридору потащили вещи. Потом резкий гудок. Пароход содрогнулся, качнулся набок, еще сильней застучала машина. И вот все стихло. Пароход медленно боком стал причаливать к пристани. В окно сквозь штору сверкнули, приближаясь, огни. На берегу - крики, ржанье лошади. С грохотом двинули на пароход деревянные сходни, и по сходням забарабанили ноги.
Ева все стоит у двери. Кривулька слезла с дивана и тоже подошла к двери. Понюхала щель, царапнула лапой дверь и тихонько заскулила.
- Ты выйти хочешь, - шепчет Ева, - тебе нужно выйти? Нельзя, родная, нельзя. Потерпи, дорогая тетенька!
Ева слушает, не идет ли кто к ее двери. И только когда снова зашумели колеса, заплескалась и забулькала вода, заскрипели стены и пол, Ева отошла от двери и опять забилась с Кривулькой в угол дивана.
«Зря, - думает Ева, - зря я испугалась. Уж сегодня никак не могут искать. Что я!»
Снова шаркают шаги в коридоре. Официант, гремя тарелками и вилками, понес кому-то ужин. Кто-то заказал ужин. И на самом деле - или это только почудилось Еве - в щель каюты потянуло запахом свежеизжаренной котлеты. У Евы рот наполнился слюной. Ева с утра ничего не ела. И какая же она дура была, что не взяла у Насти мешка с продуктами! Тогда казалось, что есть никогда не захочется. А теперь пригодилось бы очень. Хоть бы черную корочку погрызть. И Кривулька голодная. Обе…
Настя говорила:
- Смотри, непременно закажи у официанта обед. Пускай в каюту принесет. А где все обедают, туда не кажи и носа.
Как же это заказывают обед? Наверное, надо позвать официанта и сказать:
- Будьте добры меню.
Официант подаст карточку. Тогда нужно по карточке выбрать что хочешь и сказать:
- Две порции супа с фрикадельками.
Как трудно! Ева ни за что не решится открыть дверь и крикнуть: «Официант!» Ни за что. Противный официант. Он все время прищуривает глаз и смотрит с любопытством. Нет, уж лучше не звать. Лучше сидеть, как мышь в норе, чтобы все о тебе забыли. Теперь нужно и голод, и все муки терпеть и сидеть не двигаясь. Что ж, Ева потерпит. Лишь бы, лишь бы не поймали.
Ветер час от часу сильней. Уже не ветер, а ураган. Он вздувает высокие валы, швыряет на палубу брызги и пену.
Яркими огнями зажегся в черноте ночи пароход «Матвей». Колеса с трудом рассекают воду, и без устали стучит машина. На каждой пристани кто-нибудь сходит: в коридоре начинается беготня, топот, тянут вещи. Всю ночь Ева не может уснуть. Скорчившись, она лежит на диване, не зажигая света, укрывшись пальто. Ева не знает, что ветер пригнал тучи и пошел крупный снег. И еще ветер пригнал по валам льдины, первые редкие льдины с верховьев реки. Кашинский пароход «Матвей» совертает свой последний рейс Пермь - Рыбинск среди снега и льдин.
Когда за окном чуть-чуть посветлело, Ева уснула. Ева спит крепко, без снов, рыжие вихры разметались из-под черного платка. Тихо в коридоре. А за бортом шум. Большие и крепкие льдины бьют в борт, с хрустом и треском дробятся под колесами. Пароход побелел весь от снега - и реи, и снасти, и палуба - все побелело. А льдин все больше и больше.
Еву разбудила Кривулька. Слезла с дивана и снова давай лапами царапать в дверь.
- Цыц, - сорвалась Ева, - пошла, дура! Кривулька обиженно забилась в угол. И из угла за Евой следят два влажных черных глаза. Ева прислушивается. Как-то по-особенному шумит пароход - под колесами и хруст, и ворчанье, и треск. Машина стучит что есть силы, а ход медленный.
«Господи боже мой, - думает Ева, - проспала я и ничего не знаю. А пароход собирается, кажется, на мель сесть».
Ева вскочила. Приоткрыла дверь в коридор - ни звука. Вышла, захлопнула дверь каюты и закрыла на
