Третий залп накрыл одну из башен замка, на которой был установлен 12,7-миллимеровый пулемет. Кирпичи полетели во все стороны, башня оказалась окутана клубами дыма и пыли. Пока повреждения оценить было сложно, но пулемет замолк.
Бойцы тем временем успели притащить еще ящик с ракетами. На этот раз дядя запустил все пятнадцать снарядов. Роскошный Лексус, стоявший во дворе, превратился в груду пылающего хлама. Феррари, принадлежавшая, скорее всего, сыну хозяина замка, взлетела, словно комета, медленно, словно в замедленной съемке, перевернулась в воздухе, и рухнула на крышу.
В замке разгорался пожар. Ветер донес до нас панические вопли. Замельтешили фигурки людей с огнетушителями и ведрами в руках. Было самое время нанести решающий удар…
– Ракеты! – закричал военный. – Где ракеты?
– А… их еще нету… – виновато развел руками астрофизик. – Часа через полтора привезут, вместе со второй пусковой установкой. А их того…
– Что – того?
– Отцу Илье сначала завез – освятить. Все, как полагается!
– Ты идиот? – поинтересовался Семенов.
– Сам идиот! – огрызнулся парень. – Святая ракета – плюс восемьдесят к урону!
– Компьютерное поколение, твою мать!
Дядя в сердцах ударил кулаком по трубе ракетницы, за что поплатился ожогом. Но, он, похоже, и не заметил этого. Раскрасневшийся, играя желваками, он нервно барабанил пальцами по деревянной кобуре Маузера. Наконец, поняв, что в сложившейся ситуации поделать ничего нельзя, в сердцах сплюнул, и закурил сигарету, усевшись на пустой ящик.
Над замком поднимался столб черного дыма. Бандиты боролись с пожаром, причем весьма успешно. Пыль над башней рассеялась, обнажив раскуроченную стену и обвалившиеся перекрытие. От огневой точки не осталось и следа.
Мы только собрались перекусить сухпаем, как в лощину скатился один из ополченцев.
– Они машут белым флагом, – сообщил он.
Пришлось вернуться на позиции. Со стороны замка, размахивая носовым платком, к нам шел человек. Браконьер присел на колено, положив винтовку на камни, и прильнул к прицелу.
– Я могу его снять, – тихо произнес он.
– Да подожди ты, – отмахнулся полковник. – Может они сдаться хотят?
– Ага, жди! – язвительно ответил Семенов.
Я, за неимением тряпки нужного цвета, взял белую салфетку из брикета сухого пайка, и, повесив на шею автомат, встал на ноги.
– Ты куда? – забеспокоился дядя.
– К нему, – коротко пояснил я.
– Да помешательство у вас семейное, – сочувственно заметил участковый.
– Думаешь, будет лучше, привести его сюда, чтобы он смог оценить наше вооружение и количество? – процедил я сквозь зубы.
Капитан поспешно замолк. Я спустился с горы и встретился с парламентером на ничейной земле. Им оказался сам Захаров-младший!
– Тебе чего? – спросил я.
– Я буду говорить только с вашими главарями, – надменно заявил тот.
– Ты будешь говорить или со мной, или с Калашниковым, – усмехнулся я, красноречиво похлопав по автомату.
– Ты не посмеешь! Я – парламентер! У меня дядя – судья!
– А у меня дядя – верховный правитель всего человечества на этой планете, – уже рассмеялся я. – Еще кем меня пугать будешь?
– Короче… – Захаров вытер со лба пот платком. – У нас к вам предложение – отец отдает вам похищенных детей, и вы сваливаете отсюда. Вы забываете про нас, мы забываем про вас. И все живут долго и счастливо.
– А если – нет? – поинтересовался я, поражаясь наглости выродка.
– А если нет – то вот…
Бунтарь протянул мне нечто, завернутое в старую, грязную тряпку. Это могло быть что угодно, включая бомбу. Потому я потребовал развернуть упаковку. Парень продемонстрировал металлическую штуковину, похожую на колесо с шестью лопастями.
– Папа сказал показать ее полковнику Грачеву, – улыбнулся Захаров. – Папа сказал – полковник поймет. Папа сказал на обсуждение у вас пятнадцать минут. Если согласны на наши условия – запустите зеленую ракету. Если нет – то вы все умрете.
Опешив от такой наглости, я даже не нашел, что ответить. Бандит сунул мне в руки железяку, и, насвистывая под нос, пошел к замку. В полнейшей растерянности я вернулся к своим, передал слова выродка, и продемонстрировал штуковину.
Дядя сразу помрачнел.
– Мишаня, когда там твои ракеты прибудут? – спросил он.
