– Кружка, – произнес я, показывая пустую посудину.
– Кур-ка, – повторил черт.
Так мы постепенно выучили слова «пить», «спать» и «есть». Навигатор долго наблюдал за нашей игрой, но и сам включился в нее.
– Назовите свою десигнацию! – потребовал он у инопланетянина.
Тот заворочал языком, пытаясь повторить, но столь сложная фраза привела только к закипанию мозга. Я пошел более простым путем. Ударив себя кулаком в грудь, я представился:
– Леха!
– Конош, – ответил черт.
Постепенно игра усложнялась. Я перебрал почти все предметы в бронетранспортере, называя их, а раненый повторял. К сожалению, к нефритовым бусам Марины он остался равнодушен, а вот штык-нож от автомата заинтересовал чертенка. Он даже потянулся к нему, за что снова получил по рукам. Давать пленнику оружие я пока считал преждевременным.
Тот, скотина, обиделся.
– Конош спать, – прогнусавил инопланетянин, и свернулся калачиком на полу.
Мы пораскрывали рты. Это существо отличалось невероятной сообразительностью! Я настаивал на продолжении обучения, но доктор напомнила, что чертенок ранен, и я отстал от пленника.
– Если они все такие способные, то скоро мы многое передадим из нашего опыта! – сиял астрофизик.
– Ну да, – кивнул я. – И лет через пять они будут охотиться на нас с пулеметами, – озвучил я свою недавнюю мысль.
– Не будем заглядывать далеко, – высказался Паша. – Но, думаю, договориться с ними можно.
– Конечно! – добавил Дима. – Ведь мы спасли ему жизнь!
– Ну да, одному спасли, а сколько перебили? – заметила Марина.
– Но они же первыми напали! – возразил Белкин, поглаживая зарубки на деревянном кожухе газовой трубки автомата.
Говорю же – добрейшей души человек! Если мы просто стреляли, то он учел каждого снятого им чертенка, и даже увековечил память о нем на своем Калаше!
– А мы вторглись в их владения, – напомнил Молодцов. – И если они пойдут на нас всей толпой… короче, я думаю, стоит лучше заботиться о нашем друге. В нашем положении ничем нельзя пренебрегать.
В этот день, с учетом всех потерь времени, мы проехали всего ничего. Вскоре пришлось остановиться на ночлег.
По-турецки подвернув ноги, с автоматом на шее, я сидел на крыше машины, попивая кофе. Миша сидел рядом, рассуждая о том, что, теоретически, исходя из расположения звезд, можно вычислить, как далеко от Земли нас забросило.
Вдруг меня привлек странный силуэт, возникший в лунном света. Все движения зверя – быстрые, упругие, гибкие, грациозные, говорили о том, что это хищник. Несмотря на сравнительно небольшой рост – около полутора метров, чувствовалось, что он невероятно силен. Я показал его чертенку. Тот заволновался, залепетал, сделал вид, словно натягивает лук, и, указывая на мой нож, повторял одно слово:
– Ривиз! Ривиз!
Я понял, что зверь опасен, и передернул затвор автомата. Дальнейшие события развивались с невероятной быстротой. Первым прыжком хищник преодолел метров тридцать – не меньше. И снова взвился над землей, устремляясь прямо на нас. Марина вскрикнула. Я дал очередь, но туда, куда ударил град свинца, зверя уже не было – он совершил очередной прыжок.
– Прячьтесь! – закричал я, спрыгивая с брони.
Я понимал, что залезть внутрь я не успею. Самым разумным выходом показалось забраться под БТР, откуда он меня хрен выцарапает. Так я и поступил. Уперев автомат в землю, я дал еще одну очередь. И опять мимо. Я израсходовал впустую все патроны! Отстегнув магазин, я лихорадочно вставлял новый, как вдруг загрохотал пулемет. Видимо пули достигли цели, потому как хищник свалился в траву. Я загнал патрон в патронник как раз вовремя – зверь поднимался на ноги! И это – после попадания 14,5-миллиметровой маслины, и даже, скорее всего, не одной! Я зажал гашетку. Снова заговорил пулемет. А через секунду бронетранспортер содрогнулся от страшного удара. И наступила тишина.
– Все живы? – раздалось сверху.
– Я – да, – ответил я.
Остальные тоже отозвались.
– А зверь?
– Готов.
Только после этих слов я, не убирая пальца со спускового крючка, покинул свое укрытие. Труп хищника лежал, привалившись к корме броневика. Наверно, он умер в последнем прыжке, на лету. В черепушке зияли отверстия минимум от двух попаданий крупнокалиберных пуль, а в туловище я насчитал еще двадцать три раны. Из пасти зверя торчали два внушительных клыка, не меньше четверти метра каждый. Это и дало ему название – саблезуб.
