– Сам не знаю, откуда у меня это всё в голове… Но сейчас я могу наизусть прочитать легенды древних египтян и вычислить скорость вращения Сириуса.
– Скорость вращения чего?
– Ну, звезда такая…
– Так, стоп, кто здесь учёный, простите…
– Да не парься, учёный, в рассоле промочёный, от тебя вон до сих пор спиртягой тянет от самого…
– Может и вправду, мне всё это мерещится? – задумался Степан, и в следующую секунду в комнате внезапно погас свет и включились аварийные огни…
ГЛАВА 7
ОН НАЗВАЛ ИХ ПРОКЛЯТЫМИ
– Падажды, слюшай! Ваха савсэм устал! – мужчина остановился, опершись на дверь одного из кабинетов, и тяжело задышал – за последние пару часов он уже несколько раз чувствовал сильные боли под рёбрами, но старался всё это списать на стресс и плохую экологию.
– Ты чего это, родной? Ну-ка… – дедок остановился, перехватил лямку рюкзака поудобнее и взял мужчину за плечо. – Ну-ка, посмотри-ка мне в глаза! Та-а-ак! Совсем они у тебя жёлтые. Непорядок, ой непорядок-то! Давно в больнице был?
– Балныца–шмалныца… Прости, атэц, Ваха знает. Там сестра работает. Доктор адын савсэм старый, мудрый как сава, а остальной – баб?шки и дэвочки. Ничто савсэм нэ хотят, толка канфэты кущают. Нащалник ходит, баб?шки ругается, потом баб?шки на дэвочка рядом со входа ругается. Дэвочка савсэм бедный стоит, плачэт. Нэ люблю балныца.
– Эх, какой ты чувствительный-то у нас, оказывается. Давай, посмотрю что-ли, что там у тебя.
– Нэ надо, потом… Там дэти, играть будэм, – Ваха улыбнулся и, перехватив ружьё поудобнее, пошагал к стоявшим в конце коридора девочке и сержанту.
– Ну ладно, меня не ждите, сейчас догоню. Если что, не возвращайтесь… – дедок сунул руку в карман с заветной махоркой и крякнул с досады. – Это как же? Ужель обронил? – он похлопал себя по карманам. – Вот же яка напасть-то! – обернувшись, он расслабленно вздохнул – коробочка лежала у окна.
Поддёрнув рюкзак повыше на плечо, старик подошёл к окну и нагнулся – как раз вовремя. Тут же задребезжало стекло, разваливаясь на куски, и в пробитый оконный проём ворвался человек с изменившимся до неузнаваемости лицом синего цвета. Не лицо это было даже, а животная морда со звериным оскалом на ней. Когти на лапах – ибо эти лапы невозможно было назвать руками. Твёрдые треугольные наросты на спине, прорывавшиеся сквозь лохмотья кожанки, и хищный мощный хвост, торчавший из разорванных брюк. И всё же это был раньше человек, который теперь превратился в зверя.
– Проклятый! – вырвалось у старика, когда он услышал звон стекла и надсадный обиженный вой зверя, который врезался в торчавшую из рюкзака железяку. Со стороны не было видно – то ли это была антенна радиоприёмника, то ли другая какая-то запчасть, – но именно она сейчас сберегла несколько мгновений для действий старого вояки.
– Вот же ж зараза такая! Зря я сказал ребятам не возвращаться! – он поднялся, а синетелый зацепился за рюкзак, и на мгновение стороннему наблюдателю бы показалось, что происходит какое-то невероятное соревнование между двумя расами. – Не брошу! – рявкнул старик и сдёрнул с плеча автомат, одновременно выхватывая из правого кармана гранату. – Ну что, выбирай! Помрём вместе или по одному! – с этими словами он вынул чеку, осторожно зажав наконечник, и замер в боевой позе, не решаясь кидать снаряд не видя противника.
Противник вырвался и попятился, словно осознавая смертельную угрозу своей жизни. Старик повернулся и удивился данному обстоятельству, однако не дал чувствам охватить себя и бросил гранату, а затем, перехватив автомат, дал очередью по проклятому – два выстрела и осечка. «Щёлк-щёлк» – осечка за осечкой.
– Патроны кончились! – холодок пробежал по позвоночнику, однако существо упало на пол и не шевелилось. – Ну хоть на этого хватило! Нужно поспешить…
Сбросив рюкзак, старик поковырялся в боковом отсеке и достал россыпь патронов. – Успею ли? – он перевёл взгляд с рожка на патроны. – Нет, ну не пустым же бежать… Эх, молодость моя, Белоруссия… – он замурлыкал себе под нос старый знакомый мотив, одновременно заслав патрон в магазин и передёрнув затвор.
– Так, ну теперь можно и дальше продолжить! – он вытащил патронташ из отсека и выгреб остававшиеся ещё в нём патроны, положив их сверху ткани. Шустрыми, отработанными по молодости движениями загнал патроны в патронник. Оставалось три или четыре штуки, когда проклятый вдруг заурчал и начал подниматься с пола, тряся головой. Не поднимаясь, старик поднял автомат и выстрелил с колена. Одного единственного патрона, засланного ранее,
