разные области, специализирующиеся на определенных навыках, любое достаточно серьезное действие требует активизации нескольких разных зон. Поэтому важнее всего не активность той или иной области и даже не толщина соединений между ними, а то, как мозг сопоставляет идущие с разных сторон потоки информации и создает в итоге общую картину, которая представляет собой нечто большее, чем просто сумма ее частей.
Если рассматривать мозг с такой позиции, станет очевидной бессмысленность попыток развития отдельных областей мозга или даже нейронных цепей, в которые они входят. Намного полезнее обучаться гибкости, использованию в деятельности различных нейронных цепей в зависимости от того, какая из них лучше всего подходит для выполнения актуальной задачи. Нужно учиться переключаться между наиболее подходящими состояниями ума.
Взять, например, одну из моих последних попыток. Для поддержания внимания и активации творческого мышления задействуются одни и те же области мозга — но по-разному. Внимательность требует активности фронтальных отделов мозга, которые позволяют сконцентрироваться на конкретном занятии и лишь иногда давать мыслям уходить в сторону — но не слишком далеко. Для творческого состояния нужно ослабить фронтальный контроль, чтобы разум мог свободно блуждать, но при этом иногда возвращаться в сфокусированное состояние и проверять, не слишком ли сумасшедшие собрались идеи. У этих состояний сознания есть много общего, но и отличий не меньше. Чтобы пользоваться обоими, нужно научиться переключаться между ними.
Подобные трудности возникали и с другими отделами мозга. Чтобы лучше ориентироваться, нужно переключаться с восприятия внутренней когнитивной карты в памяти к восприятию себя, находящейся внутри этой карты и смотрящей в определенном направлении. В таких сложных расчетах всегда участвуют несколько отделов мозга. Контроль над напряжением и тревогой тоже сводится к умению переключаться с режима поиска опасностей на более расслабленное и осознанное состояние, которое позволяет дистанцироваться и оценить ситуацию объективно. В общем, куда ни посмотри, сила важна, но контролируемая гибкость важнее.
Чем больше я убеждалась в этом по мере развития этого проекта, тем яснее понимала, что перейти на ручное управление мозгом действительно возможно. Но для этого нужно не латать какие-то отдельные части механизма, а учиться правильно управлять всей машиной. И результаты моих экспериментов над собой показывают, что это возможно.
Такая точка зрения многим обязана новой волне нейробиологических исследований, зародившейся, пока многие еще смаковали идею тренировки мозга по аналогии с мускулами. За последние годы мысль о том, что сложными психическими способностями управляет определенная область мозга или даже несколько областей, устарела. По сути такой подход — это обновленное видение френологии, «науки» XIX века, в рамках которой составляли карты психических способностей отдельных «органов» мозга. А читали эти карты по выпуклостям на голове человека.
Методы сканирования мозга стали намного сложнее анализа формы черепа и позволяют не только измерять размер определенных областей мозга и их активность — теперь можно оценивать особенности связывающих отделы мозга волокон и силу импульсов, передающихся по ним. В идеале ученым хотелось бы использовать эту информацию, чтобы создать детальную карту этой переплетенной диаграммы, так называемый коннект, с помощью которого наконец удастся найти связь между строением и активностью мозга — и поведением и умственными способностями. К этой цели мы пока даже не приблизились, но, по крайней мере, внимание исследователей стало смещаться со специализации различных отделов мозга к колебаниям активности нейронных сетей.
Научиться сознательно управлять масштабными сетями — задача более сложная, чем поиск упражнения, которое могло бы накачать определенную «мышцу» в мозге. Хотя мне кажется, что на самом деле такая постановка вопроса, наоборот, облегчает дело. Продвигаясь по своему списку желаемых изменений мозга, я снова и снова обнаруживала связи между несколькими зонами мозга и психическими состояниями, за которые они отвечают. И когда мне удавалось что-то действительно изменить, в большинстве случаев я училась входить в подходящее для решения той или иной задачи «состояние» — или, по крайней мере, замечать, когда войти в него не удалось, и что-то предпринимать в связи с этим.
Не хочу слишком углубляться в подобные рассуждения, чтобы не попасть в растущий список последователей «нейрочуши». Но раз уж нужно подвести итоги и сформулировать, какими психическими состояниями было полезнее всего овладеть, я бы сказала так (табл. 4).
Я привыкла применять эту схему в повседневной жизни, и мне стало проще понимать и контролировать свои психические состояния, чтобы добиваться поставленных целей. Если, проснувшись, я не чувствую бодрости и мне сложно сосредоточиться, я либо посвящаю утро решению творческих задач, либо, если требующий сосредоточенного внимания вопрос нужно разрешить срочно, выхожу на энергичную прогулку с чашкой крепкого чая и через полчаса сажусь за работу. Это позволяет погрузиться в состояние расслабленной готовности — чего я раньше не умела, все время боролась с собой и пыталась заставить себя сосредоточиться, пялясь в монитор. Когда друзья спросили меня, какой главный урок я вынесла из этого эксперимента, я ответила, что поняла, «когда пора послать все
А еще я научилась сознательно прислушиваться к мыслям и телу, когда чувствую себя рассеянной, и замечать, что мешает сосредоточиться, на что нужно обратить внимание. Мешает ли мне глубинный страх ошибиться — или это просто ненужное напряжение в челюсти, которое совсем не помогает ни
