Точка отрыва

– Да уже почти пришли. Если бы эти гады-мортусы взялись нас подвезти до конца, то мы были бы уже на «Садовой». – Где-то там, наверху, шли двое. Каледин сразу узнал голоса Алисы и Черныша и улыбнулся. Значит, альбинос справился с порученной ему задачей и привел дочку начальника «Три Эс» на их родную станцию. – Только здесь, похоже, случилась неслабая заварушка. Вот тут, я хорошо помню, раньше был вход в какой-то заброшенный колодец, а теперь дыра…

– Ого! – Голос девочки звонким эхом заметался по полуразрушенному колодцу. Каледин не видел, но догадался, что журналист и девочка остановились и, склонив головы, всматриваются вглубь завала. Наверное, наемник мог бы попытаться подать голос, чтобы привлечь их внимание и попытаться спастись. Но сил на это у него уже не было.

– Ладно, хватит глазеть. – Черныш взял Алису за руку и потянул прочь от таинственного провала, – Мне еще нужно доставить тебя к отцу. А не то Каледин меня найдет и уши оторвет.

«Оторву-оторву», – мысленно подтвердил наемник, чувствуя, что еще несколько мгновений, и он уже никогда не сможет исполнить свою угрозу.

– Пойдем, Малявка! А не то возьму твоего медведя и сброшу в эту яму!

– Не называй меня Малявкой! Это только дядя Каледин может меня так называть!

Вслушиваясь в шорох уходящих шагов, наемник наконец-то позволил себе закрыть глаза и то ли тихо запел, то ли ему это лишь показалось:

Баю-баюшки-баю, не ложися на краю,
Придет серенький волчок и укусит за бочок…

И перед тем как окончательно погрузиться в мир, где властвовали лишь оттенки серого цвета, Каледин услышал, что звук шагов возвращается.

Почудилось или нет?..

© Никита Аверин

Алексей Смирнов ДЫМ НАД ДЖЕЙНСУ

Миша проснулся, но глаза открыть не спешил. Что может быть лучше – качаться на теплых волнах полудремы, когда торопиться заведомо некуда, и мысли лениво поднимаются из подсознания, как пузыри с болотного дна? Ноги затекли и ноют, зато висок приятно холодит алюминиевая стойка кабины и в уютный рокот двигателя вплетается еле слышный писк радиокомпаса.

Забавно вспомнить, как он ерзал и кусал губы, когда в первом полете алый малютка-«Суперкаб» нырнул в низко висящие тучи и привычный океан леса за стеклом сменился белым туманным маревом. В прорехах тягучей облачной ваты торчали острые вершины сосен, словно пытаясь зацепить наглого пришельца, опрокинуть на землю и навсегда похоронить под густым пологом тайги.

Конечно, Миша старался не подавать вида. Седлунд, которого он знал тогда от силы час, не то что не боялся – казалось, не обращал внимания на молочную пустоту вокруг. Закрепив ручку управления самодельной петлей из поясного ремня, он пил кофе прямо из термоса и откровенно скучал. Это потом уже, когда они сидели в «Чемпионе Севера» и обмывали первую квартальную прибыль, Стиг рассказал ему старую пилотскую пословицу: «Полет – это часы серой скуки, разбавленные мгновениями дикого ужаса». В тот раз до «ужаса» не дошло – минута в минуту с планом полета норвежец снизился до тысячи футов и оказался точно над излучиной реки, а потом вальяжно поцеловал бетон на центральной улице фактории Олдс, служившей по совместительству посадочной полосой.

– Майк, – обернувшись, прокричал пилот, – Майк, ты спишь?

Миша нехотя разлепил глаза и помотал головой:

– Сплю. Спал. Что такое?

– Ты взял рацию? Моя села и почему-то не заряжается.

– Взял, конечно.

– Тогда попробуй вызвать поселок. Нууатак минут через пять будет, а от нее, сам знаешь, рукой подать.

– Окей. Дай кофейку, а?