Вот и дверь нужная. Взломана, естественно. Но бережно. Не кувалдой выбили, а аккуратно отжали чем-то. «Каштан» к плечу, левой помалу отвести дверь так, чтобы протиснуться можно было. Но не щелкнула растяжка, начиная отсчитывать секунды жизни, не грохнул в непрошеного гостя самострел.
Слой пыли на полу. Хороший такой слой, сантиметра в полтора-два. И следов никаких. Чауш устало присел у двери, положив пистолет-пулемет на колени. Дошел, называется. И нашел. Только вот что нашел? Отца нет, следов его тоже. И хрен с ними, со всеми! Стреляться не собираюсь, не дождетесь. Будем контрольной точкой считать. Успешно пройденной. Как там Пчелинцев говорил, когда мордой в потрескавшийся асфальт плаца ронял на занятиях?
«Отрицательный результат – тоже результат! А теперь – побежали, мои молодые чумаданы!»
А пока что особо отрицательного и нет ничего.
Никто не обещал, что Урусов-старший будет сидеть именно тут, заботливо охлаждая бутылку в проточной воде, подведенной с крыши от дождевого стока, и неторопливо строгать нехитрую закусь, готовя все под искренний разговор с сыном.
Только сил нету пока идти дальше. И в желудке – революция. Прямо там же, сидя у двери, Дмитрий вскрыл консервную банку без этикетки. Осмотр подождет. Пыль не убежит никуда. А больше тут и нет ничего.
В слегка поржавевшей банке оказалась фасоль в томатном соусе. «Блин, прям янкес какой. Бобы и бекон. Виски не хватает». Чауш улыбнулся этой мысли. А потом удивился, не его она была. Да и «янкесами» амеров почти никто не называл ни на «Заимке», ни в тех местах, где сержант проходил. Их там матерно в основном поминали. И свечки за упокой ставили.
Квартира, наверное, влияет. Или сам Город…
Дмитрий тяжело встал, растирая затекшие ноги. Все, надо останавливаться хоть на пару дней. Пока не загнулся, как та лошадь. Банку засунул под скомканный половик, валящийся посреди коридора. Лесная привычка не оставлять следов не раз выручала. Хотя бы Воронеж вспомнить…
Оказалось, что не прав был. Кроме пыли многое уцелело. Похоже, кроме отца, сюда за все годы никто и не заглядывал. Сколько там прошло, получается? Мать с отцом женились в двенадцатом, свадьбу в Городе отгуляли, да и на новое место службы уехали. Сын в четырнадцатом родился. В Сибири уже. В мае пятнадцатого все началось. Через день и закончилась.
Потом три года Черного Неба. «Ядерной Зимы», если по-ученому. Лет тринадцать относительно «спокойного» житья-бытья на «Заимке», два года в пути… Ого. Это сколько же выходит? Почти двадцать лет прошло…
Чего пожрать, можно даже не искать. Если крысы не съели, значит, сгнило до пыли. А вот фотографии могли и уцелеть, они невкусные.
Медленно, как по битому стеклу, с носка на пятку, Дмитрий обошел квартиру. Первый вывод оказался правильным. Ее не грабили. А вот отец тут действительно жил не один день и даже не один месяц. На закрытой лоджии нашлась небольшая залежь пустых банок, в комнате с заложенными кирпичом окнами стояла маленькая «буржуйка» с дымовой трубой, выведенной в общедомовую вентиляционную систему. В той же комнате лежала пара продавленных матрасов. Больше мебели не было, явно в «буржуйке» все и сгорело.
Чауш поворошил матрасы стволом, каждую секунду ожидая щелчка отлетевшей чеки. Чисто. Вернее, грязно, но больше нет ничего. Потом очередь книг пришла, сложенных аккуратной стопкой возле самодельного светильника. Из одной вывалился толстый конверт.
Мысленно перекрестившись, Дмитрий раскрыл его. Есть! Штук сорок фотографий. Красивая темноволосая женщина, очень на Чауша похожая. Наверное, мать отца. Еще несколько фотографий. Друзья отца, похоже. Здоровенный амбал рядом с женщиной с первой фотографии. Брат, скорее всего… Блин, ну что за невезение такое! Все не то… Есть! Пчелинцев рядом с Кошкой. А мать обнимает кто-то совсем незнакомый, но… Перед глазами все расплылось. Вот он какой, Урусов-старший.
Пчелинцев не раз мать ругал за то, что ни одной фотографии не сохранила, порвав все имевшиеся, когда отец ушел. Так и не знал Чауш, действительно ли они с отцом на одно лицо, или сходство – это очередная полковничья байка.
Дмитрий бережно сложил фотографии обратно и засунул конверт за пазуху, в нагрудный карман анорака. Там надежнее, чем в рюкзаке.
Чужих он не услышал, скорее почувствовал. Внизу неосторожно дернули дверь подъезда.
Чауш беззвучно подскочил к выходу из квартиры. Да, чутье не подвело. Кто-то медленно поднимался по лестничному маршу, стараясь быть незаметным. Только еще дышал бы не так громко, и все бы получилось. И прикладом не надо перила задевать так часто. И если прислушаться, поднимается не один человек. Минимум трое-четверо.
Надо уходить. Квартира западней станет в момент. Огнем прижмут, гранатами закидают. И привет.
Урусов мысленно засмеялся. Опять судьба на крышу загнать хочет. Болт ей на пятьдесят восемь с левой резьбой. Тут встретим.
Шажок за шажком, сержант поднялся на пару пролетов выше. Снова уши навострил. Идут. Уже не заботясь о тишине. Торопятся.
– Мужики! – заорал Чауш. Они знают, что он где-то здесь. И стрелять будут раньше слов. Поэтому лучше первым ход сделать. Чем черт не шутит. – Я свой! Отец тут до Войны жил! Урусов Андрей, помните такого?
В ответ непрошеные гости ускорили бег, заклацали взводимые затворы. Самоуверенные. Хозяева города, блин… И отца, похоже, что помнили, но
