Марфа всего годом старше, и она – простая охранница, но Кузьма оробел перед нею. Она ведь – тоже женщина. Как Селия, как загадочная Блондинка… Пусть совсем юная, неопытная, неосторожная в словах и чувствах, но женщина. Прекрасное и страшное существо, от которого всегда будет зависеть жизнь мужчины…
– Вы влюблены в эту даму, молодой господин? – спросила Марфа.
– Это не твоё дело, – отрезал он, глядя в сторону, – сама говорила: «мы принадлежим разным кругам, вашими друзьями могут быть ваша матушка, госпожа Селия», – Кузьма довольно обидно передразнил глубокий немного гнусавый голос Марфы. – Тайны сердца я поверяю только друзьям.
– Я спрашиваю не из любопытства, – спокойна сказала девушка, не обратив внимание на насмешку, – моя рабочая обязанность – отслеживать круг вашего общения. Если вы желаете общаться с этой молодой дамой, я не могу вам запретить, но я должна быть уверена, что она не причинит вам зла.
– Я тебе скажу, если ты мне тоже кое-что скажешь. Что Селия говорила тебе? Какими словами просила прийти ко мне в спальню?
Кузьма хотел знать, правда ли его нареченная сумасшедшая, или в её действиях всё же присутствует логика, только более сложная и странная, чем у обыкновенных людей.
– Она позвала всех нас, охранниц, и спросила, кто хотел бы… – юноше показалось, что Марфа слабо покраснела. Лгать молодому господину она не стала бы.
– Я тебе что… Нравлюсь что ли? – оторопело спросил он.
Спросил, и сразу мурашки побежали по загривку, как от сквозняка. Захотелось зажмуриться…
– Да, – ответила Марфа так спокойно, как будто её спросили, любит ли она креветки. Наверное, этому тоже учат в Храме.
«Настоящая амазонка не теряет самообладания, даже если самый прекрасный из всех юношей кладёт голову ей на плечо и клянётся в любви до гроба – мужчина не должен владеть душой настолько, чтобы его поведение влияло на принимаемые женщиной решения, мужчиной можно пользоваться, им можно наслаждаться, но ни в коем случае нельзя делать его смыслом, целью, пределом желаний… Это – добровольное рабство».
Марфа не боялась смотреть на юношу, даже сделав признание. Кузьма вспомнил, как она позволила ему резать руки. Он обращался с девушкой не лучшим образом, он порой не замечал её вовсе, точно мебель, не удосуживался желать ей ни доброго утра, ни хорошей ночи, в отличие от Селии, которая всегда была вежлива с персоналом… Он даже имени её до сегодняшнего дня не знал. А она… Оказывается, молодая охранница испытывала к нему какие-то чувства. От мысли, что если бы не прихоть Селии, эта девушка ни жестом, ни взглядом не выдала бы своей грустной тайны, Кузьме стало не по себе, но ещё страшнее была смутно угадываемая им внутренняя готовность Марфы прощать ему и скверное обращение, и злые капризы вроде тех царапин ножом, лишь бы сидеть с ним в одной машине, смотреть на него, находиться рядом… Ни одна хармандонская охранница, которой по воле рока приглянулся господин, знатный юноша или мужчина, не посмеет надеяться на взаимность – но если он невзначай, просто чтобы позабавиться, изъявит желание тушить папиросы об её ладони, она с горьким наслаждением мученицы любви подставит ему их… «Вам следует искать друзей своего круга. Вашими друзьями могут быть ваша матушка, госпожа Селия…»
– Я приглашу тебя в мою комнату на ночь, – начав фразу, Кузьма ощутил колкий холодок в спине, но отступать было некуда, ему пришлось договорить, – Если ты мне объяснишь, что за дерьмо лежит в подвале замка.
Он хотел знать правду, потому что правда – это свобода; он хотел перестать быть игрушкой и стать, наконец, человеком, способным делать выводы и принимать решения – думается, трудно осуждать такое желание…
Марфа взглянула на него с пронзительной грустью.
– Зачем вы так, молодой господин, вы жестоки.
Суетливыми движениями отстегнув золотые с жемчужинами булавки, он снял ткань, скрывающую лицо.
– Я буду говорить с тобой, как с Селией, – он был абсолютно серьезен, – будто бы я твой…
Глянув на спящего Луку, юноша прижался к Марфе, прильнул к ней, решительно и невозвратно, как волна бросается на скалу, закинул руку ей на шею…
Он надеялся, что она поддастся искушению и поцелует его. Марфа не пошевелилась. Тогда Кузьма, обнаглев от своего единственного неистового желания правды, которой никогда ему не доставалось вдоволь, положил руку ей на грудь. Выждав несколько мгновений – как отреагирует? оттолкнет? укорит словами? – он несильно стиснул ладонью тугой тупой холмик. Девушка не двигалась и молчала.
На ощупь грудь Марфы оказалась удивительно приятной – точно горбушка свежей булки.
Кузьме почудилось, что всё тело охранницы, будто слитое из металла, дрогнуло, обмякло, озарённое пугливой и нежной, как бабочка, первой радостью любви… Вот ведь как! Кузьма нащупал трещинку в Марфиной стальной броне. Его опьяняла близость разгадки, он чувствовал: если проявить настойчивость, великая стена молчания падет – очарованная девушка сдастся, принеся принципы в жертву чувствам…
Юноша уже обнимал охранницу за шею обеими руками, пытался развернуть к себе… Что ещё он мог предложить в качестве взятки?
Внезапно на противоположном сидении зашевелился Лука. Он потягивался, лениво разлеплял веки, отяжелевшие от навязчивой, типичной для часов сиесты дремы…
Сконфуженно оттолкнув друг друга, Кузьма и Марфа оба неестественно выпрямили спины, вжались в сидение, приняв напряженные статичные
