— Поешь, — сказал он и протянул мне деревянную миску.
Я сел, протер глаза и не поверил своему счастью. Похоже сегодня на обед у нас было мясо. Никогда еще мне не доставался такой большой кусок. В монастыре о подобной трапезе можно было только мечтать.
— Откуда такое богатство? — спросил я, вгрызаясь в жилистое мясо и чувствуя, как по подбородку стекает жир и сок. Было очень вкусно, но похоже «повара» забыли положить соль и поторопились вытащить еду из котла, мясо было жесткое.
— У нас теперь этого добра навалом, — ответил дядька, — не пропадать же степным скакунам.
Я не сразу понял, что он имеет в виду, и тогда бывший слуга показал мне на лежащую на мосту кобылу. Судя по всему, над ней поработал опытный мясник.
— Старший приказал запастись мясом, сейчас поедим и еще отложим про запас, — дядька вздохнул и понизив голос сказал, — оказывается у наших вояк с собой вообще никаких припасов нет, так что нам повезло с этими лошадками.
Моя одежда почти высохла. Я побоялся оставлять ее у огня, чтобы не спалить, поэтому быстро оделся и направился к сложенной у башни куче трофейного тряпья и оружия. За то время пока я спал мои спутники успели забрать себе самое лучшее. Из всего захваченного в бою меня интересовали только сапоги. Старые совсем развалились. Впереди была суровая зима, которую надо было как-то пережить, а в дырявой обуви сделать это было затруднительно. Умников вроде меня нашлось немало. Многие не только успели переодеться в обновки, но и забрали свою старую обувь с собой, в случае нужды ее всегда можно будет продать на базаре. На земле остались всего две пары сапог. Одна принадлежала кому-то из отряда, видимо лентяй не захотел таскать старье в заплечном мешке, а вторая оказалась маленького размера. Похоже степняк был небольшого роста и его расшитые сапоги ни на кого не налезли. Я с тоской отбросил их в сторону и взялся за поношенную пару. Отвращения я не испытывал. В обители послушникам никогда не давали новую одежду, с детства мы все донашивали за старшими. Сапоги оказались как раз в пору. Голенища были сильно потерты, каблуки стоптаны, зато деревянные гвоздики в подошве держались крепко. Я переоделся и оставил старые сапоги Химона на виду, мало ли кому пригодятся. Сабля у меня была своя, стрелять из лука я не умел, поэтому к оружию даже не притронулся, зато принялся разглядывать доспехи степняков. Большинство из них были рассчитаны на то, чтобы уберечь хозяина от лобовой атаки. Спина в таком панцире была защищена плохо, зато спереди кочевые умельцы нашивали в несколько слоев толстую кожу, укрепленную железными пластинами или кольцами. Почему-то мои спутники побрезговали трофейными доспехами, и я сумел подобрать себе неплохую защиту. От доспеха разило человеческим и лошадиным потом, зато он казался надежнее пробитого нагрудника и в нем было теплее, получалось что-то вроде второй куртки.
— Все-таки ты из стражников, — сказал угрюмый дядька, когда я вернулся к костру, — ничем тебя не проймешь. Вон даже вонючие доспехи на себя нацепил.
Он брезгливо морщил нос, разглядывая мое снаряжение.
— Ты бы себе тоже что-нибудь подобрал, — сказал я, — защита в бою не помешает.
— Вот еще, — огрызнулся бывший слуга, — мне своих вшей хватает, стану я еще степных заводить.
— Не хочешь надевать доспехи степняков возьми мой нагрудник, — я махнул в сторону кучи оружия, — я его там оставил. И саблю себе подбери.
Мужик не стал меня слушать, в сердцах махнул рукой и отвернулся.
Время шло, а степняки все не нападали на нас. Почему многотысячная армия задержалась на противоположном берегу оставалось для меня загадкой. Дворяне считали, что кочевники не сдвинутся с места пока не разграбят город. Вроде бы в прежние времена они всегда так поступали. Говорили будто бы степняки словно пауки сначала высасывали все соки из покоренных земель и только потом шли дальше. Сейчас в степь утекало накопленное за долгие годы городское имущество. Его вывозили на лошадях и телегах, выносили на себе новые рабы — бывшие свободные жители Пауса. Я знал, что кочевники берут с собой в набеги женщин и детей. Во время осады многие видели их со стены во вражеском лагере. Теперь родня повезет награбленное обратно в степь. Торопя коней, тянущих из последних сил переполненные добром кибитки и подгоняя длинными кожными хлыстами новых рабов они вернутся в свои земли и будут ждать победителей, а воины-мужчины пойдут дальше в глубь страны в поисках новой добычи.
Вечером меня и двух стражников назначили в караул. За старшего у нас был Тагон.
Он оставил воинов у завала, а сам решил подняться в башню.
— Со мной пойдешь, — бросил он мне на ходу, — у тебя глаза молодые, будешь следить за врагом.
Взбираться по лестнице пришлось в полной темноте, и я чуть не сорвался вниз с крутых ступенек. Арбалетчики давно оставили свои посты и спустились вниз, чтобы погреться у костра, поэтому мы с Тагоном остались на смотровой площадке вдвоем. К ночи похолодало. Изо рта валил пар. Я дрожал от холода и с тоской смотрел на горящие внизу костры. Как арбалетчики продержались наверху целый день? Наверно они ужасно замерзли. Не знаю смог бы я столько же простоять на открытой площадке продуваемой всеми ветрами.
— Смотри в оба, — приказал Тагон.
Он немного постоял рядом, потом подошел к люку, ведущему вниз и начал спускаться. Я забеспокоился. Неужели он оставит меня здесь одного?
Так и есть. Воин спустился по лестнице и растворился в темноте.
