знал о своем высоком происхождении.
— А что, если я не последний в своем роду? Что, если есть еще такие, как я?
Признаться, этот вопрос сильно беспокоил меня. Философы древности считали, что тайное всегда становится явным. Не вскроется ли мой обман самым неожиданным образом?
Ругон пожал плечами.
— Такое возможно.
Идущий впереди оруженосец поскользнулся и едва не уронил в грязь вещи хозяина.
— Поосторожней там, — рявкнул Ругон, — не дрова несешь!
Какое-то время мы шли молча, и я стал надеяться на то, что старик больше не будет задавать вопросы про мою жизнь в монастыре, но не тут-то было.
— А ты когда-нибудь разговаривал с владыкой? — неожиданно спросил он, — не мог же он ни разу к тебе не обратиться за все эти годы?
— Конечно разговаривал, — ответил я.
О своей жизни в монастыре я поведал дворянам во всех подробностях. Скрывать мне было нечего.
— Я думаю, что владыка знал кто ты на самом деле и специально приставил к тебе того воина, чтобы он приглядывал за тобой. Как говоришь его звали?
— Химон.
В свое время я в красках описал, как поддельный монах-огородник пытался защитить монастырь и спасти владыку. Я очень надеялся на то, что, узнав о подвигах Химона богатые вельможи позаботятся о его семье, но как оказалось никто из моих новых друзей никогда ничего не слышал о старом воине.
— Гамон не может поверить в то, что владыки больше нет с нами! Он станет всюду его искать. Помоги ему.
Я кивнул.
— Конечно.
— Не могу понять, — в сердцах бросил Ругон, — как боги смогли допустить, чтобы такой человек покинул наш мир!
Последнее время мне самому не давала покоя мысль о том, почему боги отвернулись от обители. Как получилось, что я безродный мальчишка был вознесен их стараниями на самый верх, а владыка и остальные братья пали от рук гнусных варваров. Сколько было пропето молитв, сказано слов и пролито слез. И ничего нам не помогло. Я вспомнил дрожащее пламя догорающих факелов, зловонный провал сливного люка, страшные крики гибнущих монахов и злобный рез ворвавшихся в обитель кочевников. В свое время я успел оплакать братьев, но наверно боль утраты и тень пережитого ужаса будут преследовать меня всю жизнь.
— Что это ты побледнел, — забеспокоился Ругон, — плечо болит?
— Да, — в очередной раз за сегодня соврал я.
— Давай сделаем привал, — сказал воин, — все равно за один день до Пауса нам не дойти.
Война словно сорвавшийся со скалы огромный камень прокатилась по южному краю долины навсегда изменив ее вид. Берега Суры было не узнать. Подступающий к дороге лес в котором мы с Тагоном в первые сутки скрывались от кочевников был вырублен начисто. Вместо него раскинулся огромный лагерь, обнесенный низким частоколом и рассеченный глубокими канавами для отвода воды. Создавалось такое впечатление, что королевское войско решило обосноваться здесь надолго. По своей наивности я думал, что гвардия уже форсировала реку и напала на степняков, но выяснилось, что, как и в случае с защитой западной стены армия не спешила проливать кровь. Казалось короткий переход к Паусу отнял у воинов последние силы и теперь они думали только о том, как бы хорошенько выпить и отдохнуть.
Нас с Ругонов встретили радушно и сразу провели к Гамону. Ставка военачальника находилась далеко от дороги почти у самой кромки леса. Пробираясь по узким тропинкам между палатками, поленницами дров, большими походными котлами, кострами и кучами мусора мы радостно приветствовали знакомых дворян. Воины из нашего отряда оставшиеся в живых после большой битвы стали заметно теплее относиться друг к другу. Общая боль и пролитая кровь сближали людей. Несмотря на то, что я присоединился к войску совсем недавно, многие воины узнавали меня.
Возле палатки Гамона скопилось множество оруженосцев. Видимо хозяева собрались на совет оставив слуг дожидаться снаружи. Похоже мы прибыли вовремя. Обычно ни одно подобное сборище не обходилось без Ругона.
— Вот что, — громко сказал старик, — на собрании тебе нечего делать. Походи по лагерю, воздухом подыши.
Я кивнул.
— Хорошо.
Неожиданно воин притянул меня к себе и тихо сказал, — по сторонам смотри. Булин не единственный кто хотел до тебя добраться.
Я затравленно огляделся. В лагере было полно народа и любой из стоящих поблизости воинов мог желать мне смерти. Невозможно было по внешнему виду отличить друга от врага. Некоторые ощутив на себе мой взгляд улыбались и кивали в ответ, но были и те, кто отводил глаза в сторону.
