Конопелько замялся, чувствовалось, что приход Тихонова выбил его из колеи, ведь речь шла о незаконных сделках.
Понимал это и Тихонов, он улыбнулся:
— Я же сказал, Ваня, давай, валяй, рожай. Тебя я хорошо знаю, тебя надо немножко подтолкнуть, когда дело касается правды.
— Да, но вы же, Андрей Андреевич, первым возьмете меня за мягкое место и в каталажку, — и Конопелько горько усмехнулся.
— Будешь ты, Ваня, юлить или нет, но скажу я тебе по старой дружбе, мы все равно докопаемся до истины, да об этом ты и сам прекрасно знаешь. Тем более я только что приехал из твоей мастерской и твоей квартиры, там я в присутствии представителей вашего управления и понятых произвел обыски и обнаружил очень много ювелирных изделий, так что можешь смело говорить, это для меня значения почти не имеет.
Слова инспектора ОБХСС ошарашили Конопелько, и он удрученно проговорил:
— Ладно, черт с ними, с этими прохвостами! Я все расскажу. Мне терять уже нечего.
И он затравленно взглянул на Тихонова. Дегтярев пододвинул к себе бланк протокола и подробно допросил Конопелько. Затем он положил к себе на стол несколько фотографий, на которых Конопелько сразу же опознал Клунова и Лешкова.
Тихонов привел к себе в кабинет Конопелько, а сам возвратился к Дегтяреву:
— Я решил помочь вам. Дело в том, что Конопелько — прожженный жулик и, не зная его, очень трудно добиться от него правды. А я знаю его давно. В детстве с ним в школе в одном классе учились. Интересно человек развивается. Уже тогда он пытался в разные деляческие дела влезать. И вот, пожалуйста, вырос и развился. Я им уже давно занимаюсь. Один раз чуть не посадил, но амнистия спасла его. Долго я с ним тогда говорил. Ох как он клялся, но все его клятвы — чепуха. Жулик на то и жулик, чтобы жульничать, — Тихонов улыбнулся, — знаете, как он мне когда-то сказал? «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Ну ничего, сейчас мы его не упустим. Вы продолжайте допрашивать остальных, а потом обменяемся мнениями.
Тихонов ушел, а Дегтярев пригласил следующего свидетеля, которому Клунов тоже «деловые предложения» делал. И он не устоял. Купил у него несколько колец и три пары часов. Согласился их добровольно выдать.
День клонился к вечеру, Дегтярев подводил итоги сделанного и думал, что делать дальше: «Надо задерживать Клунова. Если мне продолжать заниматься ювелирами и часовщиками, то об этом он наверняка узнает, и многое будет утерянным. Доказательств его вины по продаже похищенного достаточно».
Дегтярев позвонил уже знакомому участковому инспектору, и через час они были у дома Клунова. Капитан был уверен, что того дома не будет. Но решили, на всякий случай, проверить. И правильно сделали. Клунов на сей раз был дома. Он как раз готовился вместе с отцом распить бутылку водки, уже стоявшую на столе. Они не удивились приходу участкового инспектора, нередко он появлялся вот так, неожиданно.
Капитан строго спросил:
— Петр, ты так и не хочешь на работу устраиваться?
— Что вы, гражданин начальник! Я уже скоро буду работать.
— Ну, об этом ты мне уже несколько раз говорил, — безнадежно махнул рукой капитан.
— Нет, это я точно говорю, вот отец не даст соврать.
— Ладно, собирайся, пойдем еще раз побеседуем.
Клунов с сожалением взглянул на нераспечатанную бутылку и начал собираться.
В управлении Дегтярев сразу же приступил к допросу, а сам кивнул головой участковому инспектору. Тот все понял и вышел из кабинета. У них была договоренность, что, как только Дегтярев начнет допрашивать Клунова, капитан произведет у него дома обыск и допросит родителей.
Дегтярев перешел к делу:
— Скажите, Клунов, вы давно видели Лешкова?
Клунова как током ударило, он вздрогнул и удивленно взглянул на Дегтярева:
— Какого Лешкова?
— Аркадия.
— Да, я с ним вместе срок тянул, он освободился раньше меня.
— Сюда к вам он не приезжал?
— Не понимаю, почему вы у меня о нем спрашиваете?
Клунов был уверен, что его привезли сюда для очередной беседы по поводу трудоустройства. И вдруг интересуются Лешковым.
Постепенно Клунов начал соображать, что раз с ним беседует не участковый инспектор, а этот, одетый в гражданскую одежду сотрудник, скорее всего оперативник, значит, дело посерьезнее.
Дегтярев спокойно сказал:
— Понятно почему. Он совершал преступления. Итак, давно вы его видели?
— После колонии я его не видел.
