Бюллетень проф. Вильяма Вокса
Температура 36,7.
Позавтракал хорошо.
Легкий насморк.
Пишет 32 страницу проекта покорения о. Ципанго.
Перед самыми талантливыми писателями замаячил призрак голода: издательства не желали печатать ничего, кроме сочинений Вокса. Изящная словесность пришла в упадок, потому что издатели заставляли литераторов писать исключительно о Воксе или о том, что касалось Вокса, иначе все двери для них были закрыты.
Один молодой поэт осмелился в своих виршах критически отнестись к заслугам профессора. На следующий день книге юного литератора объявили бойкот, а несчастный издатель покончил с собой.
Горничная профессора сколотила немалый капиталец, продавая издателям обрывки промокательной бумаги с пресс-папье Вокса. С помощью зеркал специальные люди расшифровывали каракули и закорючки на бумаге.
— Квинтэссенция цивилизации в пилюлях от мигрени.
— Есть надо для того, чтобы пить, пить же надо для того, чтобы есть.
Эти афоризмы издавались миллионными тиражами отдельными книгами в дорогих переплетах из ослиной кожи. «Союз христианской молодежи» воспитывал молодое поколение в духе афоризмов профессора. Критики делали карьеру, комментируя вышеприведенные мысли.
А профессор неутомимо работал над историей своего путешествия и почти ежедневно советовался с правительственными агентами.
В одно из окон на 46 этаже небольшого небоскреба, фривольно улыбаясь, заглянула луна.
Любознательное светило ощупало своими лучами драгоценный пушистый ковер на полу, затем бессмысленно вперило взгляд в солидную эмалированную табличку, прибитую к дубовой двери, ведущей из коридора в приемную. Прочитав надпись на табличке, старый месяц вдруг покраснел и, отплевываясь, скрылся за тучи.
На табличке значилось:
Зубоврачебный кабинет д-ра ПОНЕДЕЛЬНИКА
Прием 10 — 3 ночи
Свежему человеку могло бы показаться, что столицу постигло небывалое стихийное бедствие — эпидемия зубной боли. Особенно обуяло это поветрие дам из высшего общества, занимавших высокое положение и обремененных титулами.
У тайной двери сдержанно шелестела длинная очередь прекрасных дам.
Тут и там в тусклом свете голубой лампочки поблескивали волшебные искорки алмазов, раздавался сдержанный стон, мистически белели повязки на нежных матовых щеках.
То и дело открывались докторского кабинета, откуда поспешно вылетала исцеленная особа, и вслед за ней на пороге появлялся сам доктор Понедельник в национальном костюме своей страны: розовая лента вокруг бедер, спереди на ней — кружевной женский платок и, как дань всемогущей культуре — оранжевый галстук на шее.
Звонкая пугливая тишина заливала комнату. Еле слышный стон восхищения раздавался где-то в темном углу.
Доктор устало поводил мутными глазами и тихо произносил:
— Номер семнадцатый.
Очередь сдержанно шелестела, врач исчезал с пациенткой за дверью, а где-то вверху вспыхивала светящаяся табличка:
17.
С увеличением цифры на табличке продолжительность приема значительно сокращалась. Впуск и выпуск происходили почти без перерыва.
— Номер двадцать второй, — произнес трудолюбивый доктор.
Мисс Лилиан Вокс, дочь знаменитого профессора, прозванная репортерами «шедевром красоты», скрылась за тяжелой дверью докторского кабинета.
И тогда случилось событие, от которого кровь заледенела в жилах страждущих дам.
Из кабинета донесся отчаянный визг.
