Глаза, на его сморщенном лице, были широко открыты и смотрели в пустоту.
Глаза мертвеца.
Мокки остолбенел. Чашка выпала у него из рук. Он побежал к людям, собравшимся вокруг самовара, и закричал:
— Мертвец! Послушайте, там лежит мертвец!
— Знаем уже… — не отрываясь от работы, ответил ему младший брат Гхолама, — Я нашел его сегодня утром, и он был уже совсем ледяным и окоченевшим.
— Я видел как он погиб, — сказал один старый пастух, — Он шел сюда вместе с нами, в группе бродячих горшечников. Было уже темно. Он ехал на своем осле. Но тот не смог взять крутого подъема, оступился, а этот человек упал вниз, и жизнь ушла из него. Его товарищи оставили тело лежать прямо здесь.
— Ага… И поехали дальше, прихватив его осла, — дополнил брат Гхолама и почти без паузы закричал, — Ну, кто хочет еще немного чаю, крепкого черного чаю, ароматного зеленого чаю, замечательных, теплых, только что испеченных мягких лепешек — подходите!
Путешествующие опять начали есть, пить, смеяться и рассказывать друг другу истории и анекдоты, в то время как труп продолжал лежать рядом с ними, и его глаза, которые уже не были человеческими, были направлены в их сторону.
Мокки расхотелось пить чай.
Горы, с их огромными, указывающими в небеса, пиками, вновь начали внушать ему ужас. Судьба погибшего человека была ему безразлична, но он подумал о спящем Уросе… который, возможно, не просто спит, а наверное…
Наконец-то Урос был один. Нет… еще нет. Какой-то человек подбежал к нему, тяжело дыша. Мокки склонился над Уросом и застонал: эти запавшие щеки, бескровные губы.
Урос еще дышит, но как тяжело и глухо! Славный Мокки был вне себя. Он опустился перед Уросом на колени и в отчаянии закрыл лицо руками. Когда он опустил их, Урос взглянул на широкое, доброе лицо саиса, полное заботы о нем. Заметив Мокки, потрясенного горем и состраданием, он нехотя отвернулся.
— Где тебя носило? — спросил он лишенным выражения голосом.
И не дождавшись ответа, приказал:
— Чаю!
— Сейчас, сейчас! — воскликнул Мокки, — Скоро тебе станет лучше! Ты плохо выглядишь… Надеюсь, ты хорошо и крепко спал, правда?
— Чаю! — повторил Урос.
Мокки выбежал вон. Урос смотрел ему вслед с отвращением. Этот несчастный дурак, осмелился его опекать!
И он тихо зашептал:
— Вы все скоро увидите. Все! Я покажу вам всем!
Он все еще был тем, кто крепко удерживал поводья судьбы в своих руках, и противостоял ей. Какие поводья? Какой судьбы? Он этого не знал. Но что бы там ни было — он будет сильнее.
Писарь
— Вот, еще совсем горячий, — проговорил он и поставил перед Уросом поднос, — И лепешки горячие тоже. Больше у них здесь ничего нет. Но то, что есть — хорошее.
Каждое его уверенное движение казалось сейчас Уросу издевкой и оскорблением.
Но больше всего его оскорблял и ранил спокойный голос саиса, который говорил с ним, как с больным ребенком или испуганной лошадью.
Урос выпил чай, но есть отказался.
— Попытайся хотя бы, — упрашивал его Мокки, — Смотри, этот хлеб испекли специально для тебя. Он мягкий, мягкий…
Урос выхватил у него лепешку из рук, скомкал ее в клейкий шар и бросил на землю.
Его жесткое лицо перекосило от бешенства. Мокки подумал: «Если так пойдет дальше, то он умрет прямо здесь».
И голосом, который должен был звучать мягко и успокаивающе, произнес:
— Ты прав. Нельзя принуждать есть, если человек не хочет. Ты поешь, когда проголодаешься. Ты, наверное, хочешь поджаренного мяса с травами, и вкусного риса приправленного шафраном. Я сам пойду и куплю все это, а Гхолам, хозяин караван-сарая, и его брат — позаботятся о тебе в это время.
— Мне никто не нужен, — сказал Урос с ударением, — Как только накормишь Джехола, купи все необходимое для пути.
— Какого пути? — запнулся Мокки, — Дальше, через горы? Еще выше? Там еще холоднее и безлюднее!
— Ты что, боишься? — спросил Урос.
— Если бы ты слышал, что говорил Гхолам! — воскликнул саис, — Он рассказал мне истории про эту дорогу…
— Ну конечно, что может рассказать хорошего какой-то горбун!
— Он узнал их от путешественников, а они все пережили сами, — объяснил Мокки.
— Ты так сильно боишься?
Слезы брызнули из глаз храброго саиса. Если бы эта дорога была Уросу во благо, то сам Мокки готов был перенести еще более худшие испытания. Но он не поведет Уроса к смерти. И, запинаясь, он сказал:
— Да, я боюсь. Ты не выйдешь из горных пиков живым. Я видел рядом погибшего человека. Нет, я не могу взять вину за твою смерть себе на душу! Как я смогу потом посмотреть в глаза Турсену? Как?
Мокки прерывисто задышал и воскликнул с мужеством отчаянья:
— Я не могу! Я не могу идти с тобой!
Он опустился перед Уросом на колени, поцеловал его руку и добавил очень тихо:
— Нет, правда. Прости, но я не пойду за тобой.
Урос понял, что решение саиса было окончательным и ничто не в состоянии его изменить.
А так же он понял, что без него он ничего не способен сделать сам.
Ненависть к своему слуге поднялась в нем с такой силой, что он задрожал.
— Почему ты дрожишь? Тебе холодно? — спросил Мокки.
Он заметил, что чапан, которым он укрыл Уроса вечером, наполовину упал на землю и хотел было вновь поднять его. Но Урос раздраженно отбросил чапан в сторону. Его сломанная нога обнажилась и от липкой, покрывшейся грязью повязки понесло отвратительной вонью.
Джехол захлопал ноздрями и замотал головой, чтобы избавиться от этого запаха гниющей плоти. Мокки тут же схватил его за гриву и Джехол довольно заржал. Конь опустился возле ног Мокки.
«Все здесь против меня. И эти двое тоже. Мой саис и моя лошадь!»
Урос наблюдал за ними обоими, стоящими так близко — простые, здоровые создания! Один словно создан для другого. О, чтоб вы провалились в ад, чтоб вы сдохли, мерзкие твари!
Заметив горящий взгляд Уроса, Мокки прижался к Джехолу еще ближе и крепко вцепился рукой в его гриву.
«Ага, мой конюх уже уверен, что конь принадлежит ему, — подумал Урос с ненавистью, — Именем пророка — ему!»
Урос задержал дыхание как одержимый и воззвал к пророку. И пророк ответил.
Словно молния пришло к нему откровение, которое мог ниспослать ему только он.
Урос вздохнул свободнее. Да, именем пророка, он сумеет отомстить за эту бесстыдную наглость, коварно и жестоко отомстит. И одновременно успокоит и свою гордость, и свое честолюбие. Он превратит свое поражение в победу.