— Просыпайтесь, фройлен, — проскрежетала она своим неприятным вороньим голосом. — Живей, живей! Его сиятельство не любит ждать!
За ней вбежали женщины: одну я видела вчера, она приносила завтрак, обед и ужин, другой была Жюли, а третьей — швея с платьем в руках.
— Ах, фрау, я шила его всю ночь, — причитала она, подлетая ко мне и прикладывая фату к щеке. — Поглядите, как прекрасно оттеняет эта снежная белизна чудесные глаза фройлен!
— И подчеркивает мертвенную бледность, — поджала губы мачеха.
— Позвольте заметить, фрау: прелестную аристократичность, — робко вставила из?за спины Жюли.
Фрау Кёне метнула недовольный взгляд, но ничего не сказала.
Жюли помогла мне умыться и вымыла волосы, умастив их розовым маслом. Пока они сохли, мне растерли тело сухим тальком с добавлением цветочной отдушки, потом сполоснули и насухо вытерли полотенцем. Кружевные панталоны, несмотря на их изящество, вызвали у меня неосознанное хихиканье, но я позволила натянуть и их, и белоснежные полупрозрачные чулки, и расшитые серебром подвязки. Затягивание свадебного корсета с вырезом сердечком снова превратилось в пытку, швея сопела, колдуя над шнуровкой, а фрау Кёне раздраженно морщила нос:
— Бог знает, почему все приличные девицы после болезни худеют, а эта цветет и пахнет.
— Вы ведь сами велели фройлен цвести, как пион, — радостно откликалась Жюли.
Рядом со мной служанка чувствовала себя гораздо смелее.
Мои волосы она заплела в косички и уложила на голове красивой корзинкой, выпустив несколько завитых локонов. К ним шпильками прикрепили фату, то тут, то там украсив мелкими белыми цветами. Легчайшая органза падала на обнаженные плечи и струилась вниз, за спину с глубоким вырезом, по шелку пышной юбки, подчеркивающему изысканность силуэта.
— Принцесса, — выдохнула Жюли, прижав к груди кулачки и восхищенно глядя на меня во все глаза.
— Берите выше, — важно сказала швея и подняла пухлый указательный палец. — Как есть королевна. А теперь примерим это колье…
Она потянулась к моему лунному кулону, желая заменить его на массивное украшение с сапфировыми вставками, но я, повинуясь какому?то внутреннему чутью, решительно сжала камень и мотнула головой:
— Нет. Я не сниму его.
Швея в нерешительности остановилась, вопросительно глядя то на меня, то на мачеху. Я вся дрожала от невыразимого волнения, не понимая, что происходит со мной, но зная, что никогда не сниму этот кулон. Никогда!
— Разрешите, фрау Кёне, — тихо подала голос Жюли. — Все?таки родительская память…
Мачеха раздула ноздри, пустила надменный взгляд из?под густо подкрашенных ресниц и процедила сквозь зубы:
— Пускай. Желание невесты — закон.
Я всхлипнула и нехотя выпустила кулон. Он закачался, пуская по корсету солнечные зайчики, и волнение постепенно сошло на нет. В довершение наряда мне примерили изящные туфельки, расшитые стразами.
«В таких не побегаешь», — мрачно подумала я и позволила увести себя из дома.
У ворот поджидала голубая карета, убранная искусственными цветами и лентами. В упряжке мотали головами белоснежные кони с аккуратно подстриженными хвостами и расчесанными гривами, также украшенными лентами. На одну скамеечку сели мачеха и сводный братец, по случаю умытый и расчесавший сальные волосы. На другой примостилась я с Жюли.
— А где же его сиятельство? — спросила я.
Якоб осклабился и подмигнул:
— Не терпится поскорее упасть в объятия женишка, мм?
Мне захотелось показать ему средний палец, но жест в этом мире не оценят. Зато мачеха ударила его по плечу перчаткой и сдержанно ответила:
— Его сиятельство будет ждать у алтаря. Видеть невесту в подвенечном платье до свадьбы — плохая примета.
«Да уж не хуже, чем лапать ее под лестницей», — снова подумала про себя.
Кучер залихватски свистнул, хлестнул лошадей кнутом, и карета, покачиваясь и подпрыгивая на брусчатке, выехала со двора.
Отодвинув пальчиком атласную шторку, я с любопытством выглянула в окошко. Поместье с его белыми кирпичными стенами, с башенками, украшенными флюгерами, стремительно убегало назад, напоследок подмигнул синим глазом дракон, украшающий герб на воротах. Мир, в который я попала, прежде ограничивался стенами моей спальни и садом, но теперь раскинулся во всей полноте. Дорога пролегала через холмы, поросшие виноградниками, разбитые на квадраты пахотных земель. Земля тут была красноватая, богатая железом. По склонам ютились белые крестьянские домики с крышами, крытыми черепицей. У горизонта темнели леса, и солнце, как золотая монета, беспечно катилось по голубому бархату неба.
Хороший день для свадьбы. Хороший день, чтобы умереть.
Я вздрогнула от скакнувшей в голову мрачной мысли, и Жюли, отзываясь на всколыхнувшееся во мне волнение, взяла мою ладонь и ободряюще сжала.
Мы миновали ажурный мостик, перекинутый через узкую горную речку, весело журчащую внизу и поблескивающую на солнце рыбьими чешуйками. Из
