— Простите…
— Я тоже польщен и рад приглашению, — пропуская извинение мимо ушей, ответил генерал без тени радости в голосе. — А это, надо думать, наша прелестница?
Сапоги качнулись и повернули ко мне блестящие носы. Я все еще не поднимала глаз, борясь со страхом и дурнотой, и только почувствовала, как жесткие пальцы сжали мою взмокшую ладонь.
— Счастлив познакомиться с вами, — все так же бесстрастно сказал генерал. — Да что же вы не смотрите на меня?
— Не смею… ваше сиятельство, — упавшим голосом выдавила я.
Генерал неодобрительно хмыкнул и поддел меня за подбородок, заставляя поднять лицо. Я уперлась взглядом в золотое шитье мундира, пересчитала пуговицы, остановилась на тугом стоячем воротнике, плотно охватывающем шею, мельком глянула на гладко выбритый подбородок и выше…
Тут в голове все смешалось, завертелось, поплыло, и я очнулась на руках у Жюли. Она дула мне на лоб, обмахивая платочком. Рядом, покачиваясь с пятки на носок, как кобра на хвосте, стоял генерал. Я покосилась на его лицо, на котором отражалось нескрываемое недовольство, и снова отвела взгляд.
— Очнулись? — донесся ледяной голос генерала. — Прекрасно. Но где же мое вино?
Грубо оттолкнув плечом дворецкого, он прошел в дом.
Колени все еще подкашивались от слабости, Жюли поддерживала меня как могла.
— Что со мной? — выдавила я. — Почему…
— Я предупреждала, чтобы вы не смотрели на его сиятельство слишком долго, — шепнула Жюли. — Вы едва не упали в обморок, а могли бы и умереть.
Я стиснула зубы и, преодолевая слабость, прошла через холл. Ладно, разберемся позже, куда я попала и что со всем этим делать, живой бы остаться. Еще и с кухни доносились чудесные ароматы, и я вспомнила, что не ела с утра.
В столовой приглушенно горели свечи, воткнутые в латунные рожки. Их дрожащий свет отражался в полированной поверхности стола, занимавшего пространство от одной стены до другой, — такие я видела только в кино, и сервировка была тоже киношная, царская. Фарфоровые тарелки, блюда, бокалы на длинных изогнутых ножках, целая куча ложек и вилок… глаза разбежались, и я сразу вспомнила, как фрау Кёне наказала мне повторить правила этикета.
Фессалийский генерал и мой будущий супруг — вернее, супруг несчастной Мэрион, в теле которой так некстати оказалась я, — расположился на дальнем конце стола. На противоположном в бархатное кресло опустилась я, и Жюли тут же укрыла мое платье накрахмаленной салфеткой, а сама встала за плечом. Мачеха села от меня по правую руку, подошедший Якоб — по левую. А больше в доме господ не было, только слуги, тут же выбежавшие из кухни с закусками: вяленым мясом, салатом в хрустальных вазочках, оленьими языками, почками и запеканкой. За кресло генерала встал адъютант — молодой парень, ровесник Якоба. Он был одет в мундир попроще, по темно?синей курточке вилось серебряное шитье, светлые волосы были заплетены в маленькую косичку, и очков никаких не было, отчего я с облегчением вздохнула. Адъютант передал генералу пузатый бокал с вином, и тот вскинул руку в тосте:
— За дом Адлер?Кёне, столь радушно принявший меня сегодня. За фройлен Мэрион, мою будущую супругу.
И, не дожидаясь ответа, опрокинул бокал в глотку.
Мачеха с сынком переглянулись, но ничего не сказали. Якоб сделал пару глотков, фрау Кёне лишь смочила губы, а я и вовсе не притронулась. Не то от переживаний, не то от недомогания, но есть хотелось безумно. Я растерянно хлопала ресницами, соображая, какую из вилок взять, и вздрогнула, когда к уху наклонилась Жюли и тихонько шепнула:
— Берите эту.
Я с благодарностью похлопала ее по руке.
Тем временем внесли суп. Передо мной поставили маленькую миску и открыли крышечку. Я с блаженством вдохнула острый аромат приправ и принялась уписывать за обе щеки, не обращая внимания ни на кислую физиономию мачехи, ни на вытянувшееся лицо Якоба. Жюли хихикнула в кулачок. Генерал оторвался от еды и поднял голову. В меня точно раскаленные спицы воткнули, я вздрогнула и уронила ложку.
— Фройлен Мэрион! — возмущенно выпрямилась мачеха. — Вы…
— Нет?нет, — перебил ее генерал. — Все в порядке. Фройлен оправляется от долгой болезни, ей нужно набираться сил.
Он продолжил пялиться на меня сквозь очки, и я не могла понять, смеется он или говорит серьезно, зато от его взгляда снова заломило в висках, и я невольно вцепилась в края скатерти.
— Ганс, плесни?ка еще вина! — быстро приказал генерал и отвел взгляд.
Раскаленные спицы, шурупами вворачивающиеся в виски, исчезли, я выдохнула и отпустила скатерть. Надо бежать. Улучить момент и бежать! Вот только куда?
— Смею спросить, ваше сиятельство, — подал голос Якоб, — как дела у нашей армии на западном фронте?
— Без перемен, — флегматично отозвался генерал, принимая у адъютанта второй бокал. — Границу укрепили, так что канторские свиньи не сунутся в
