Он посмотрел ему в глаза. Он, должно быть, что-то шевельнул в его душе. Пилат почувствовал себя неуютно. Он отвернулся от Иисуса. Он сказал священнику: «Возьмите этого человека и делайте с ним, что хотите. Распните его».
Я много раз думал об этом. Об этом моменте. Пилат, должно быть, почувствовал, что это его распинают этим молчанием. Только подумайте, что Иисус смотрит на вас. Вся ваша фальшь, все ваши маски, падают прочь, поскольку их быть не может, когда на вас смотрит Иисус. Обнаженными и голыми, вы стоите перед ним. Пустыми, лишенными всего.
Пилат был правителем от Римской Империи. Но внутри он бедный человек, нищий. Вся его фальшь не может обмануть Иисуса; он глубоко проникает в суть. Все, чего вы достигаете в миру - бесполезно. Он смотрит глубоко в вас и видит там нищего. И этот нищий начинает беспокоиться. Казалось бы, без причины.
Если бы Иисус был немного более дипломатичным человеком, он дал бы философский ответ. Пилат изучал философию, он понял бы. Иисус мог бы убедить его, поспорить с ним, склонить его. Пилат мог бы спасти Иисусу жизнь. Но вместо того, чтобы говорить что-нибудь, он создает настроение, ситуацию, в которой Пилат становится очень беспокойным.
Только подумайте: Иисус смотрит на вас. Молчание становится неловким, трудным. Этот человек кажется опасным, он как будто вонзает клинок в ваше сердце. Внезапно Пилат должен был почувствовать свою пустоту, свою нищету. Он отвернулся. Он сказал священнику: «Возьмите этого человека и делайте с ним, что хотите». Но в ту ночь, а может быть и целый месяц, он, наверное, не мог спокойно спать. Иисус, должно быть, преследовал его во сне.
Очень недипломатичный ответ. Иисус должен был бы сказать то, во что верил Пилат. Это было бы дипломатично. Политики говорят только то, во что вы уже верите. Тогда вы с ними. Они не тревожат, они утешают. Их ответы подобны лечебной мази.
Ответ Иисуса на вопрос: «Что есть истина?» подобен ране в сердце. Всю жизнь, должно быть, преследовало Пилата это молчание. «Что имел в виду этот человек? Почему он молчал, почему он так глубоко заглянул в меня? Почему?» Это было, вероятно, его кошмарным сном.
Иисус не был политиком, даже политиком любви. Любовь не может быть политикой.
Любовь проста, не сложна. Политика очень сложна и хитра. Любовь разумна; политика глупа. Только посредственные люди обретают интерес в политике. Любовь потрясающе разумна; любовь — это понимание. Когда вы любите, вы преобразуетесь благодаря любви.
Политики всегда связаны с обществом, нацией, всегда связаны с коллективным. Любовь всегда связана с индивидуальным. Любовь протекает между двумя душами, ей нет другого пути. Словно река между двумя берегами, любовь протекает между двумя душами. Любовь индивидуальна, интимна, тесна.
Она может протекать между одной индивидуальностью и всем существованием, поскольку существование имеет душу. Эта душа — Бог. Но она не может протекать между индивидуальностью и обществом. Общество — это просто слово. Она не может протекать между одной индивидуальностью и человечеством. Человечество — это просто слово. Некому принять ее, некому на нее откликнуться.
Иисус любил, но он не был политиком. И Иисус никогда не пытался изменить общество, запомните это. Это было непониманием со стороны части священников, что якобы Иисус пытался изменить общество. Он совсем не пытался изменить общество. Он пытался изменить индивидуальность. Но и то не в соответствии со своей идеологией, а в соответствии с потенциалом этой индивидуальности. Тому есть тысяча и один пример...
Иисус никогда не осуждает, Иисус никогда не создает в человеке чувство вины. Иисус никогда не говорит: «Это грех. Не делайте этого». Он открывает, что есть грех, но никогда не говорит этого. Он дает вам понять, что есть грех, но никогда не дает вам никаких мертвых догм.
В жизни мертвые догмы бесполезны. Полезно только живое сознание, поскольку каждое мгновение грех и добродетель изменяются. Что-то было добродетелью утром. Вечером это может уже не быть добродетелью. Это зависит от вас, от других людей, от обстоятельств. Добродетель — это не мертвая вещь, которую можно носить с собой. Она изменяется каждое мгновение. Если в вас нет гибкости, чувствительности изменяться вместе с жизнью, вы не узнаете, что есть грех. Жизнь меняется каждое мгновение. Что-то было добродетелью в определенное мгновение. То же самое становится грехом в другое мгновение. Поэтому никакая догма невозможна.
Иисус дает людям чувствительность, осознанность, внимательность, медитацию, чтобы они могли почувствовать, как они живут, чтобы они могли понять каждую ситуацию и действовать соответственно ей. Если погрузиться глубже в Приходи, следуй за Мною, том 2, то можно понять одну вещь: действовать осознанно — это добродетель, действовать бессознательно — это грех. Грех — это не качество того или иного действия. То же касается и добродетели. Грех и добродетель относятся к присутствию или отсутствию осознанности. Грех или добродетель не то, что вы делаете, а то - как вы делаете это: осознанно или бессознательно. Это не зависит от самого действия. Это зависит, в своей сути, от сознания — какое качество вы несете в нем.
Иисус любил. Это было одним из его преступлений: он любил. Раввин должен проповедовать, он не должен любить. Религиозный человек должен становиться примером, побуждать и соблазнять людей следовать его примеру. Иисус совсем не был примером. В обыкновенном смысле он не создал из себя никакого идеала. Он просто помогал людям быть более молитвенными, быть более внимательными, быть более наблюдательными. Он жил и любил.
Он жил как самый обыкновенный человек. Но он обладал необыкновенной осознанностью. Он жил подобно учителю дзэна. Евреи не могли понять его, они поняли его лишь потом. Хасиды могли бы понять, но они пришли много позже. Они поняли бы его, они поняли бы его абсолютно. Он был хасидским или дзэнским учителем.
Но его последователи не поняли его. Они думали, что он был политиком, и что он пришел изменить общество. Его враги тоже не поняли его.
Такое случается снова и снова. Вот я. Я совершенно не интересуюсь обществом, ни капельки. Но политики все время думают, что я планирую те или иные способы изменения общества. Я заговорщик и планирую какие-то секретные способы смены общества или правительства. Трудно убедить людей, что я совсем не интересуюсь их правительством или их обществом. Они же продолжают играть с этими глупыми игрушками. Я не интересуюсь.
Но они не могут понять этого, поскольку это вне их понимания. Они не могут понять такой простой вещи: кто-то не интересуется правительством, правящими людьми. Они полагают, что здесь есть какой-то обман; что-то прячется за этим. Они думают, что мои разговоры о религии — изменение индивидуальности, любовь к индивидуальности — это лишь фасад. За ним должна быть какая-то политика. Они понимают только политику и видят политику повсюду.
Это понятно. Я могу понять это. Они не могут выйти за пределы своих собственных умов. Это все равно как вор-карманник, пришедший к святому. Он не видит святого, он смотрит только на карманы. Он карманник.
Вы идете по дороге. Разные люди смотрят на вас по-разному. Башмачник смотрит на ваши башмаки и понимает вас в соответствии с состоянием и условиями, в которых находятся ваши башмаки. Если башмаки в плохом состоянии, он понимает, что ваше экономическое положение не очень хорошее. Если башмаки не отполированы, он понимает, что вы, по-видимому, безработный. Ему не нужно видеть ваше лицо; он смотрит лишь на ваши башмаки.
Если человек проработал с обувью тридцать, сорок лет, он становится почти психологом. По ботинкам он может сказать все: каково ваше финансовое положение, каков ваш статус в обществе. Даже что у вас на уме сейчас. Когда вы счастливы, походка у вас другая. Когда вы несчастны, вы тащитесь. Башмаки могут показать, что вы в течение долгого времени тащились, как будто тянули тяжелый груз.
Башмаки могут показать, влюблены вы или нет. Замечали ли вы это? Когда вы влюблены, вы полируете ботинки. Все становится очень важным. Какое-то человеческое существо заинтересовалось вами. Теперь все становится важным. Когда вас никто не любит, вы перестаете заботиться о себе. Кто станет думать о том, что на ботинках собралась пыль? Пусть себе собирается. Никто не интересуется вами — почему вы должны интересоваться ботинками?
У полицейского башмаки не такие, как у школьного учителя. Вы видите башмаки и знаете, какие из них
