Этот прыжок исходит из вашей целостности; он не исходит из ума. Этот прыжок — спонтанная целостность. Он здесь и сейчас. Он не имеет ничего общего с прошлым, ничего общего с будущим. У него нет прошлого, нет будущего. Он абсолютно здесь, сейчас.
Качество добродетели — это качество действия, исходящего из вашей целостности. Вы влюбляетесь: вы видите мужчину или женщину и внезапно, вопреки вам, что-то происходит. Ваше целостное существо откликается по-новому. Вы и сами удивляетесь этому! Вы пульсируете, вы поете, внутри вас танец, как будто облака расступились, и вы увидели источник света. В единое мгновение... На самом деле, это мгновение не является частью времени. На самом деле, это «не-мгновение» — время как будто остановилось, что-то овладело вами. Это исходит из не-ума.
Любовь — это добро, на что бы она ни была похожа. Вот почему Иисус говорит: «Бог есть любовь». Он не говорит, что Бог любит. Он просто показывает качество: Бог имеет то же качество, что и любовь. «Добро» есть любовь; добро имеет то же качество, что и любовь.
Все, что исходит из ума, исходит от дьявола, — слово дьявол является лишь способом выражения — поскольку ум разделяет. Позвольте мне определить дьявола, как того, кто разделяет, а Бога, как того, кто объединяет. Бог и дьявол - оба лишь способы выражения. Это не сущности, это символы.
Всего несколько дней назад я прочитал прекрасную историю. Я хотел бы, чтобы вы послушали и попытались понять ее:
Был час дня, и я был голоден. Я пошел в ресторан, расположился там и потянулся к меню. Мой сосед по столу поднялся.
- Сэр, — сказал он, — вы хотите навязать свое общество тем, кто не хочет вас?
- Нет, — сказал я, — я хочу есть.
- Вы уверены, сэр, что это социальное равенство?
- Ничего подобного, сэр. Это голод, — сказал я и начал есть.
Дневная работа сделана, мне захотелось в театр. Пока я погружался в кресло, леди рядом со мной сжалась и скорчилась.
- Прошу прощения, — сказал я.
- Вы наслаждаетесь там, где вас не хотят? — спросила она холодно.
- О нет, — сказал я.
- Ну так знайте, что вас здесь не хотят.
Я был удивлен.
- Я боюсь, вы ошибаетесь, — сказал я. — Я определенно хочу слушать музыку, и мне нравится думать, что музыка хочет, чтобы я слушал ее.
- О, сэр, — сказала леди, — это социальное равенство.
- Нет, мадам, — сказал швейцар. — Это вторая часть пятой симфонии Бетховена.
После театра мне захотелось в отель, куда я отослал свой багаж. Клерк нахмурился:
- Что вы хотите?
- Отдыха, — сказал я.
- Это отель для белых, — сказал он. Я оглянулся.
- Такая цветовая гамма требует большой уборки, - сказал я. — Но не думаю, что я буду возражать.
- Мы будем возражать! — сказал он.
Тогда почему... — начал я, но он прервал меня.
- Мы не держим негров, — сказал он. — Мы не хотим социального равенства.
- И я не хочу, — ответил я мягко. — Мне нужна постель. В задумчивости я вошел в поезд.
- Несмотря на Техас, я возьму билет в спальный вагон. Я слегка не удовлетворен этим городом.
- Не могу продать вам.
- Я хотел взять лишь напрокат, на время, — сказал я, - на пару ночей.
- Не могу продать вам в спальный вагон в Техас, - поддержал он. — Это рассматривается как социальное равенство.
- Я рассматриваю это как варварство, — сказал я, — и думаю, что пойду пешком.
Пойдя пешком, я встретил другого путника, который тут же перешел на другую сторону дороги, где было очень грязно. Я спросил, в чем причина.
- Негры грязные, — сказал он.
- Такова же и грязь на дороге, — сказал я. — Более того, я пока не такой грязный, как вы.
- Но ты негр, верно? — спросил он.
- Мой дедушка назывался так.
- Ну, и о чем же тогда говорить? — отозвался он с триумфом.
- Вы живете на юге? — настаивал я вежливо.
- Конечно, — прорычал он. — И голодаю там.
- Я полагаю, что вы и негры должны собраться вместе и проголосовать против голода.
- Мы не разрешаем им голосовать! Понятно?
- Почему же? — сказал я с удивлением.
- Негры слишком невежественны, чтобы голосовать.
- Но, — сказал я, — я не такой невежественный, как вы.
- А ты негр?
- Да, я определенно то, что вы имеете в виду.
- Ну, и о чем же тогда говорить? — снова издал он до удивления непоследовательную ноту триумфа. — Кроме того, я не хочу, чтобы моя сестра вышла замуж за негра.
Я не видел его сестру, поэтому только прошептал:
- Пусть она сама скажет «нет».
- Клянусь Господом, ты не женишься на ней, даже если она скажет «да»!
- Но я не собираюсь жениться на ней, — ответил я, слегка обеспокоенный таким поворотом на личности.
- Почему нет? — выкрикнул он, еще более озлобленный, чем раньше.
- Потому что я уже женат. И мне нравится моя жена.
- Она негритянка? — спросил он с подозрением.
- Ну, — сказал я снова, — ее бабушка называлась так.
- Ну, и о чем же здесь говорить? — прокричал он все так же странно и нелогично.
Я сдался.
- Ну, пошли, — произнес я, — либо вы сумасшедший, либо я.
- Мы оба, — сказал он, пустившись рысью по грязи.
Ум безумен; ум сумасшедший. Ум создает разделения, фрагменты. Ум порождает нации, расы — белых и черных, бедных и богатых. Ум — это дьявол. Когда вы сможете почувствовать себя едиными со всем целым, тогда вы выйдете за пределы ума. Чувствовать себя единым со всем целым, чувствовать себя в гармонии с ним, — это быть добрым. И действовать исходя из этого единения — это быть религиозным.
Религиозный человек не имеет характера. Религиозный человек имеет естественность, спонтанность. Религиозный человек имеет каждое мгновение контакт с целым. Этот контакт не теряется никогда. Он живет молитвенно. Нерелигиозный человек может быть, очевидно, добрым, моральным, у него может быть характер, но он заморожен, он мертв. Он действует исходя из характера: исходя из ума, исходя из знания, исходя из правил. Он никогда не находится в контакте со всем целым; он всегда идет не в ногу. Вот что я называю «дьявол»; вот что я называю «зло».
И это то, что имеет в виду Иисус этой притчей. Он не был понят, он был понят совершенно неправильно. Но если вы сможете пронести чувство того, что есть добро и что есть зло, вы сможете глубоко проникнуть в эту притчу.
Все сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им.
Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом. И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле.
Иисус всегда говорил притчами. Притча — это поэтический способ высказать то, что не может быть высказано прозой. Это самый чувствительный способ высказать то, что идет от сердца, — то, что не может
