своего рода духовным ритуалом, своего рода молитвой — жестом счастья, жестом того, что: «Я в полном порядке, я счастлив, что ты дал мне рождение. Я счастлив, что я есть, и я посылаю тебе всю мою благодарность».
Духовное жизнелюбие есть всегда, когда религия живая. Когда религия становится мертвой, жизнелюбие полностью исчезает, и религия становится антагонистичной ко всему, чему радуется человек. Тогда религия ищет пути и средства, как быть печальной, как быть все более и более грустной, как убить все пути для восхищения и радости. Тогда она становится аскетичной.
Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.
Только новая религия — новорожденная, свежая, изначальная — может праздновать. Тогда празднование подходит ей. Она может любить, может доверять, может радоваться.
Не вливают также вина молодого в мехи ветхие... Самый загадочный ответ. Они спросили: «Почему твои ученики не постятся?» — а ответ Иисуса оказывается очень косвенным. Есть вещи, о которых можно говорить только очень косвенно. Нельзя указать на них прямо.
Я гостил у одного своего друга. У него был прекрасный ребенок, мальчик, — всего восьми или девяти лет. Ребенок играл в саду, и я наблюдал за ним. Он гонялся за бабочками, собирал цветы, катался по траве, радовался влажной траве и каплям росы. Садовник обрезал живую изгородь, и свежесрезанные ветки издавали прекрасный аромат по всему саду. Мальчик прыгал, и танцевал, и носился в чистом восторге.
Потом он вошел в дом. Мать сказала ему: «Где ты был?»
Он сказал: «Там».
«Что ты делал?»
Он сказал: «Ничего».
Тогда я подозвал его и сказал: «Это неправильно. Ты делал так много вещей. А сказал, что ничего не делал».
Он ответил: «Вот почему я сказал 'ничего'. Об этих вещах нельзя сказать. Аромат...»
Да, я понял, что он хотел сказать. Аромат наполнял его ноздри — как это можно выразить? И когда он катался по траве: прикосновение травы, капли росы на теле; легкая прохлада, свежесть — как можно выразить это? И беганье за бабочками... Что происходит в уме ребенка, когда он бегает за бабочками? Как это может быть высказано? И солнце, и потоки света — как он мог высказать, что происходило в его сердце?
Да, я понял его. Он уклонился от ответа. Он сказал:
«Там». А когда его мать стала настаивать: «Что ты делал?» — он ответил: «Ничего». Он делал так много, что не было другого способа выразить это. Только «ничего» могло покрыть это все. И только «там» — пустое слово, которое покрывает столь многое. Там — включает весь мир. Там - солнце, деревья, бабочки, трава, капли росы. Все эти вещи там, вовне. И что происходило внутри ребенка? Чистое восхищение, без всякой видимой причины. Просто счастье. Как высказать его?
Когда Иисуса спросили: «Почему твои ученики не постятся?» — как высказать это? Он говорит: «Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених?» Он отвечает как бы на другой вопрос:
Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.
Не вливают также вина молодого в мехи
ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино
вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое
вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.
Очень косвенный ответ, но он дает правильный ключ. Есть вещи, которые не могут быть высказаны прямо. Они настолько жизненны, что вы вынуждены ходить вокруг да около. Они подобны обнаженным проводам. Их нельзя касаться прямо; это опасно. Поэтому Иисус все время говорит притчами.
Однажды Адольф Гитлер сказал: «Я не понимаю, почему человек не должен быть так же жесток, как и природа». Почему человек не должен быть так же жесток, как и природа? А между прочим, человек и был так же жесток, как и природа, может быть, даже более жесток. Иногда вы жестоки к другим; иногда жестоки к себе. Это обыкновенные категории, на которые может быть разделено все человечество. Редко является человек, который не жесток ни по отношению к другим, ни по отношению к себе. Это тот человек, которого я называю Богом, Богочеловеком.
Очень легко переходить от одной крайности к другой. Обыкновенно люди жестоки по отношению к другим: насильственны, агрессивны. Тогда это насилие по отношению к другим, эта жестокость по отношению к другим должны быть дорого оплачены, ведь если вы насильственны к другим, они будут насильственны к вам. Вы не можете быть все время агрессивными по отношению к другим, насилие вернется к вам. Это опасно, это дорого — даже Адольф Гитлер или Наполеон вынуждены были платить. Они умерли смертью чистого насилия, которое вернулось к ним, пало на них.
Вы плюете в небо, и плевок возвращается к вам; вы копаете яму для других и однажды падаете в нее сами. Хитрые, расчетливые умы понимают тот факт, что быть насильственными по отношению к другим очень дорого и опасно, но они хотят быть насильственными, они хотят быть жестокими. Жестокость глубоко в их крови, в их животности, что же с ней делать?
Самый лучший и самый дипломатичный путь — быть насильственным по отношению к себе. Тогда не будет мщения. Поэтому обыкновенный человек насильственен по отношению к другим, а ваши так называемые праведники насильственны по отношению к себе. Они просто более расчетливы. Они трусы, беглецы. Но они насильственны по отношению к себе.
Знаете ли вы, что была одна христианская секта, — они все еще существуют; они не так известны сейчас, но все еще существуют, — члены которой бичевали себя каждое утро, избивали свои собственные тела? Начинала течь кровь — то была их молитва. Как будто Бог жаждал их крови, как будто Бог изголодался по их крови. Что же за Бога держали они в своих умах? Какого-то убийцу? Какую-то убийственную силу?
Нет, они жертвовали собой. Они старались показать Богу: «Посмотри, мы несчастны, мы очень несчастны. Помилуй нас». Это была их молитва: «Мы так печальны. Посмотри, кровь наша течет. Мы так страдаем. Помилуй нас». Но я говорю вам: милость Божья доступна только тем, кто счастлив.
Иисус произносит одно из самых загадочных своих высказываний: «Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Никто не говорил так. Иисус просто несравним: «Кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Кто имеет, тому дано будет и приумножится».
Это выглядит очень антикоммунистически! Но это потрясающая истина, абсолютная истина. Когда вы счастливы, вам доступно большее счастье; когда вы несчастны, доступным становится большее несчастье. Когда вы счастливы, вам дается больше: двери открыты. Милость Божья на вас. Он любит тех, кто танцует, тех, кто приходит к нему с пением.
Но тех, кто приходит к нему с жалобами — с печальными лицами, с текущей кровью, — тех он не любит. Они не могут любить даже себя — как Бог может любить их? Они упустили. Они не смогли полюбить себя, как Бог может полюбить их? Запомните: если вы не можете любить себя, никто не полюбит вас. Забудьте о Боге — даже обыкновенное человеческое существо не полюбит вас.
Прежде всего, вы должны полюбить себя. Только тогда другие полюбят вас. И вы должны любить себя так бесконечно, так полно, чтобы в вас не осталось и капли ненависти к себе. Только тогда становится доступной любовь и милость Божья.
Он потрясающе любит тех, кто любит себя. Он любовник любовников. Его благодать нисходит на вас, когда вы танцуете, а не стоите в позе мученика. Это одна из самых безобразных поз, какую только можно принять. Никогда не старайтесь быть мучениками! Но посмотрите — Иисус это нечто совершенно иное, а вот христиане были мучениками, бичевали сами себя.
В России была христианская коммуна — большая коммуна до революции, — члены которой отрезали свои гениталии в жертву Богу. Что же это за жертва? Что они говорят? Они говорят: «Бог, посмотри! Мы отрезали свои гениталии, чтобы показать, что мы больше не интересуемся жизнью, любовью, счастьем. Нас больше не интересует никакой экстаз». И они постятся, они молятся.
