Однако, так и не дойдя до дверей «Клевера», замираю на пешеходном переходе на противоположной от кафе стороне улицы и, игнорируя загоревшегося «зелёного человечка», наблюдаю, как у обочины останавливается чёрный мерседес S-класса. Прямо напротив входа в «Клевер». Из дорогущего авто с тонированными стёклами выходят двое в строгих костюмах и солнцезащитных очках, несмотря на то, что небо затянуто серыми тучами. Но… как известно, крутым и ночью солнце светит, а эти - что не вызывает сомнений, - безоговорочно крутые. А такие вообще есть в этом городе?..
И вот я уже собираюсь ступить на «зебру», как из авто на тротуар ступает ещё один человек и либо у меня галлюцинации, либо это действительно… Митя?
Одет, как обычно: синие джинсы, футболка, кожаная куртка нараспашку… И никаких солнцезащитных очков, славу Богу. Вот только вид у него какой-то уж больно мрачный. Я бы даже сказала – мрачно-раздражённый. А ещё будто бы злой немного.
Ветер шумит так громко, тревожа сухую листву на деревьях, что как ни прислушиваюсь, не могу понять, о чём у них идёт разговор. Зато вижу, как лицо Мити напрягается всё больше, а пальцы медленно сжимаются в кулаки.
— Я сказал – нет! — орёт вдруг так громко, что я от неожиданности на месте подпрыгиваю. Добавляет что-то ещё (думаю не очень цензурное) и, оставляя двух своих собеседников на тротуаре, хлопает позади себя дверью кафе.
— Вот тебе и приехали, — выдыхаю себе под нос, провожая взглядом отдаляющийся «Мерседес».
И что это было?
Можно было предвидеть, что на этот вопрос мне Выскочка не ответит. Глупо было вообще задавать ему этот вопрос – ещё больше рассердился! Буквально молнии в меня из глаз метать начал! Словно это я ему настроение испортила! Словно это к нему тех двух «Людей в чёрном» подослала!
Пф… бред вообще какой-то.
Прокляв меня одним только своим взглядом, хлопнул позади себя дверью для персонала и оставил меня посреди практически пустого зала кафе, с опущенными руками, в одной из которых держала расписку от матери, и таким чувством растерянности на душе, которого, кажется, не испытывала никогда прежде.
— Я-то ему что сделала? — спрашиваю у Алины, опустившись на один из барных стульев, и с унылым видом подпираю щеку ладонью.
Та снисходительно вздыхает и пытается улыбнуться мне, как можно ласковей и беззаботней, однако перемены и в её взгляде от моего внимания не ускользают.
— Прости его, — вздыхает, ставя передо мной чашку с чаем. — Он и на мне сорвался… Уверена, Митя и сам потом перед тобой извинится, просто… просто… — И замолчала.
— Просто, что? — я настроена решительно. — Кто это был? Что за терминаторы?
Выдержав паузу, и по второму кругу натирая до блеска одну и ту же тарелку, Алина всё же придвигается поближе и тихонько и коротко отвечает:
— Здание «Клевера» старое, место проходимое и выгодное, а земля дорогая. Понимаешь?.. Они уже не в первый раз приезжают.
О, так вот кем были эти парни?..
— Хотят землю, значит, выкупить?
Алина коротко кивает, и принимается по третьему кругу натирать эту бедную тарелку.
— Так в чём проблема? — не понимаю. — Продайте вдвое дорого, а на эти деньги «Клевер» в другом месте откроете. Ну, можешь и название сменить, если хочешь.
В ответ Алина смотрит на меня так, словно ужаснее слов в жизни своей не слышала. Кажется, даже побледнела немного, а слизистая как-то странно увлажнилась. Развернулась и молча отправилась принимать заказ от только что прибивших посетителей. И я только тогда вспомнила, что «Клевер» - кафе её умершего отца.
Упс.
Надо будет извиниться. Неловко вышло.
— Давай сюда! — вдруг влетает в ухо разъярённое шипение! Я бы даже сказала – бешеное, будто цербер с цепи сорвался и готов разорвать меня в клочья!
О, да это Выскочка в цербера превратился? Вот так перемены! Новый приступ бешенства накрыл?!
Аж смотреть на него страшно, честное слово! Волосы дыбом, челюсти скрипят от злости, играя желваками на скулах, брови сдвинуты к переносице, на виске опасно пульсирует жилка, говорящая о крайней степени напряжения (или бешенства), а взгляд ненавистью по самому сердцу бьёт!
— Да что не так? — поднимаюсь на ноги, так чтобы между нами остался барный стул (на всякий случай). Смотрю на него во все глаза, пытаюсь выглядеть дерзко, а внутри всё в жалкий ледяной комочек сжимается и дрожит от обиды. Ведь на этот раз я точно ничего плохого не сделала! Уверена!
— Сюда давай, сказал! — одним резким движением, вырывает у меня из руки мамину расписку и ни секунды не раздумывая разрывает её на мелкие кусочки, отправляя в воздух салют из бумажек.
Выдерживает паузу, будто окончательно меня запугать пытается, взглядом насквозь прожигая моё ошарашенное и совершенно сбитое с толку лицо,
