- Дождик, прошу, не иди, погоди! - и дождик кончился. Я пошёл, насколько мог быстро. Травинка была холодная. Через какое-то время добрались мы до лесной избушки. Дверь попытался открыть мысленно, не выходит. Пришлось класть любимую на землю и открывать засов. Ведь и звери могли сюда пожаловать, поэтому запор делали. Для вот таких вот путников, охотников избушку мастерили в каждом лесу.
Отворил, внёс любимую и положил на лавку.
- Печка-печка, дай тепла, прошу.
Но печка молчала. Ладно, и руками управимся. Нашёл огниво, дрова тут же. Растопил печь, внутри даже колодец был. Удобно. Интересно, кто додумался? Налил воды в самовар, поставил греться в саму печь. Травинку надо было раздеть. А я был в чём мать родила, только заметил. Ну да, раз СИЛ нет, значит, и всего остального тоже. Хорошо хоть облик человеческий вернул себе. Раздевание далось тяжко, мокрая одежда прилипла к телу. Потом растирал. Её надо было согреть.
- Любимая, слышишь меня? Настасья!
Стон... тихий, жалобный. Стал метаться по дому, в сундуке нашёл постельное бельё. Ей надо на печь. Забрался туда, там перина, жестковата, но ничего, сойдёт. Застелил постель, перенёс туда Травинку. Накрыл, ледяная просто. Лёг рядом, растирая.
- Любимая, прошу, очнись.
Покрываю тело поцелуями.
- Если не очнёшься, возьму тебя силой, слышишь!
Вновь стон.
- Давай, просыпайся! - тормошу. Ресницы дрожат, силится открыть очи.
- Вот так, открывай очи ясные!
- Финист...
- Давай, любимая!
Слёзы...
- Травиночка, не надо, не плачь.
Губы дрожат, слёзы блестят в уголках глаз.
- Где тебя носило?! - голосок-то прорезался.
- Да с тобой я был, перекинуться не мог!
- Сокол?
- Угу, - обнял её, у самого слёзы на глазах.
- Слушай, Настенька, разговор есть, - собрался и так и лёжа на ней на ухо шепчу.
