– Может ли лекарь войти и осмотреть вашу ногу, миледи? – спросила Лана, не поднимая глаз.
Я поджала ноги к себе, обтягивая подол рубашки, и осторожно выставила вперед поврежденную ступню. Лодыжка распухла и покраснела, но истинным зрением серьезных повреждений не заметила. Если бы была в Авароне, нога пришла бы в норму по щелчку пальцев. Но учитывая, что здесь магия под запретом, а на восходе вновь предстоит шествие к Съаксу, поняла, что следует довериться местному лекарю.
– Конечно, он может войти, – сказала я Лане, которая ожидала моего ответа в книксене.
Прежде чем впустить лекаря, меня укутали в несколько покрывал, замотав чуть не до бровей, так, что открытыми остались лишь злополучная лодыжка и кисти рук.
Лекарь, который оказался высоким сухощавым мужчиной с вытянутым, чуть лошадиным лицом, бегло осмотрел лодыжку и важно изрек:
– Вывих.
Я сдержанно кивнула, чуть было не сообщив, что итак знаю, что вывих, когда Рамина вышла вперед и, присев, затараторила:
– Для нас нет ничего важнее, чем здоровье миледи. Здоровье миледи – это благоденствие всей Черной Пустоши. Немедленно и как можно быстрее поставьте нашу леди на ноги, а не то…
Я поморщилась, но к счастью, мистрис Одли быстро отправила Рамину за спину, наградив таким взглядом, что та осеклась на полуслове.
Тоном истинной скорбящей со Смутного переулка Аварона мистрис Одли произнесла:
– Можно ли спасти миледи, господин Вискольд?
Лекарь вскинул брови и с плохо скрываемым превосходством в голосе процедил:
– Я постараюсь сделать все от меня зависящее…
Я закатила глаза, а камеристки забегали вокруг, ахая и причитая, выполняя наказы лекаря – открыть окно и впустить свежий воздух в опочивальню, зажечь благовонные курильницы с ароматом лаванды и иланг-иланга, чтобы очистить пространство, а также разбрызгать в воздухе несколько капель розового эфирного масла.
После таких советов по лечению вывихнутой лодыжки я ожидала от лекаря чего угодно. Но, к моему облегчению, он споро наложил компресс, который на глазах снял отек и насухо растер ногу фланелевой тряпицей, щедро посыпанной голубоватой пудрой.
Когда я осторожно пошевелила пальцами, брови подскочили на лоб от удивления, если бы не видела манипуляций лекаря, решила бы, что меня вылечили магией.
Господин Вискольд по-мальчишески подмигнул мне и прошептал:
– Вся эта суета для этих ваших наседок, миледи. Женщины Черной Пустоши суеверны, им нужна особая атмосфера, чтобы преподнести чудо.
Я понимающе улыбнулась лекарю и, прежде, чем он покинул мои покои, попросила:
– Теперь вам следует оказать всю посильную помощь несчастному арестованному магу, господин Вискольд.
Брови лекаря тут же сошлись на переносице, он процедил:
– Магу, миледи? Ни за что.
– Вы спорите со мной, милорд? – уточнила я.
– Нет, что вы, – тут же замешкался господин Вискольд, – просто не понимаю вашего великодушия. Действия этого, как вы выразились, несчастного, едва не стоили жизней всем нам, а вы ратуете за его лечение? Должно быть, я вас не так понял.
– Вы правильно меня поняли, господин Вискольд, – отчеканила я. – И это не ратование, а приказ. Думаю, вы знаете разницу. Я лично проверю состояние арестованного завтра и, если замечу, что вы сделали не все возможное, сообщу об этом своему будущему мужу.
– Его высочество не осудит меня за то, что отказался лечить мага, – оторопело хлопая глазами, сказал лекарь.
– Но когда узнает, что вы не выполнили приказ его невесты, вряд ли будет доволен, – с нажимом сказала я.
После этих слов лекарь, склонившись в поклоне, произнес:
– Как будет угодно вашей милости.
– Мистрис Одли, – позвала я камеристку, которая итак не сводила с меня глаз. – Я хочу, чтобы вы лично проследили, чтобы заключенного разместили в человеческих условиях, и чтобы до суда он ни в чем не нуждался.
– Миледи, – прошептала та с обреченным выражением лица.
– После можете быть свободны, – отрезала я. – Остальные могут отдыхать уже сейчас.
Не дожидаясь пока девушки скроются за дверью, я откинулась на подушки, которые знакомо пискнули под моим весом.
Из-под них выбрался выспавшийся дракончик и умильно причмокнул, перебираясь мне на грудь. Посмотрев на меня осуждающе, мол, почему так долго оставила меня одного, Диларион свернулся на груди клубочком, как самая обычная кошка, и сонно засопел. Под мерное пыхтение дракончика веки сами собой сомкнулись и навалилась темнота.
Сон был глубоким, но беспокойным. Снилось, как мага, которого тащат к помосту, где должно произойти сожжение, избивают палками. Я пытаюсь его защитить, но толпа с лицами господина Вискольда не пускает меня к несчастному. Они кричат, потрясают кулаками, и лишь с появлением Дилариона,
