– Хороша справедливость, – проговорила я. – Теперь я понимаю, почему у принца такое громкоговорящее имя. Идем, Рамина, совершим это ваше… Омовение.
Альре спокойно, словно наблюдает за плавающими лебедями в пруду, поинтересовался:
– Миледи изволит окончить осмотр?
– Да, – согласилась я. – На сегодня достаточно. Продолжим, когда уверюсь, что все мои камеристки в добром здравии.
С этими словами я приподняла подол, чтобы не волочился по траве, и двинулась через сад. Рамина тут же оказалась справа, и я мысленно поблагодарила ее потому, что самостоятельно выбраться из зарослей сада, а потом найти правильный коридор в замке, не смогла бы.
Слабость от нового украшения на шее понемногу проходила, хотя ощущение, что связана по рукам и ногам все еще давило. Но внутри полыхало праведное возмущение и желание добиться справедливости. И хотя легкое чувство стыда перед Альре зудело в районе живота, решимость высказать все Черному принцу в лицо толкала вперед.
Но когда мы двинулись через массивные анфилады, на которых изображены сцены боев, мой запал немного остыл. А когда по бокам пошли величественные колонны, рядом с которыми ощутила себя букашкой, стало не по себе потому, что человек, сумевший выстроить такое, должен быть могущественным и грозным.
Спорить с ним о правилах поведения постепенно расхотелось. На смену гневу пришел страх перед суровым правителем, который вскоре станет мужем.
Погрузившись в размышления, не заметила, как мы пришли к моим покоям.
Рамина всю дорогу смиренно молчала и лишь когда распахнула передо мной дверь, произнесла кротко:
– Прошу миледи. Вам нужно подготовиться.
Девушки, которые ожидали в покоях, быстро помогли раздеться и пройти в омывальную, потому что, по словам мистрис Одли, нельзя входить в священные воды Съакса нечистой.
Меня наскоро ополоснули и вытерли жестким полотенцем, растерев тело докрасна, рассказывая попутно, что главная река Черной Пустоши Съакс берет начало в Звездном море, и безбашенные смельчаки, которые рискуют опуститься на дно, невзирая на течение, нередко находят на дне куски драгоценных розовых кораллов.
Когда сказала, что Черная Пустошь вопреки названию, кажется довольно богатым краем, мистрис Одли скорбно поджала губы, а одна из девушек, что насухо протирала мои стопы, подняла голову пояснила:
– Была, миледи, была… Одним из самых величайших и богатых королевств, пока…
Девушка запнулась и часто заморгала под пристальным взглядом мистрис Одли и приступила к растиранию моих ног с утроенным рвением.
Другая, которая повернулась к стенному шкафу за рубахой и видеть взгляда мистрис Одли не могла, прощебетала:
– Только с прибытием его высочества наш народ смог вздохнуть спокойно… Пока еще не полной грудью, миледи, но все мы ждем, что его светлость Сварт принесет окончательный мир нашей земле.
– Олена, Кати, вы забываетесь, – хмуро заметила мистрис Одли, и больше девушки не проронили ни слова.
Я попыталась вернуть камеристок к интересному разговору и спросила:
– Вы говорили, этот Съакс глубок и опасен? Не могу похвастаться тем, что хорошо плаваю… без магии.
Стоило добавить последнюю фразу, как девушки отпрянули от меня, как от зачумленной, закрыв ладошками рты и беспомощно хлопая ресницами.
Мистрис Одли пришлось вновь цыкнуть на них и отчитать на незнакомом мне наречии.
– Вам не стоит опасаться, миледи, – сказала старшая камеристка. – Мы проводим вас в неглубокое и спокойное русло для омовения.
Чтобы уйти от темы, которой не хотела касаться, мистрис Одли принялась рассказывать о ритуале Омовения, о его древности, истории, легендах, которыми изобилует Черная Пустошь и священные воды Съакса.
Поверх белоснежной рубахи из плотной ткани, которая оказалась такой длинной, что скрывает стопы, на меня накинули шерстяной плащ в пол из зеленой шерсти, с длинным, чуть не до земли, капюшоном. На руки – перчатки, те самые, которые передал виконт и которые сняла, когда вернулась из сада.
Когда одна из девушек, опустившись на колени, поставила передо мной мягкие, обитые изнутри шерстью, туфли на плоской подошве, я недоуменно взглянула на мистрис Одли.
– Что-то не так, миледи? – поинтересовалась камеристка тоном Бенары.
– Но чулки, – пробормотала я, и, покраснев, добавила: – И белье.
Девушки захихикали, тут же смолкнув под взглядом мистрис Одли, а та терпеливым тоном пояснила:
– Дочери Черной Пустоши не надевают белье во время сакральных ритуалов.
Я опешила и, несмотря на то, что кивнула, словно поняла, все же уточнила:
