обшаривает твой дворец и наткнется на Аснат – твою законную жену и также твою жертву. И тебя ищут; слышишь дикие вопли и крики: «Смерть тирану!» Умереть ты должен; ты только можешь сам избрать себе род смерти. Предпочитаешь ты быть сброшенным с башни или удавленным, чтобы окровавленные останки твои влачились затем по улицам? Не лучше ли умереть свободно и самому исполнить над собой свой собственный смертный приговор, подобный тем, которые ты, не колеблясь, подписывал стольким несчастным, принося их в жертву своему честолюбию или мести. Умирай, безумный! Жизнь тебе все дала: почести всякого рода, полное удовлетворение твоего тщеславия; в последний день твоей жизни ты стал царевичем, супругом дочери фараона и наследником престола. Каждую минуту ты можешь быть лишен всего этого и подвергнут постыдной казни. Я обещаю охранить твое тело от поношения народа; но торопись – шум приближается и я не в силах буду тебя защитить, если тебя найдут еще живым.
Шебна нагнулся к нему, протягивая кубок; жгучий, властный взгляд его, как огонь, жег Иосэфа, опутывал, пригвоздив его к месту. С трепетом внимал железный канцлер фараона Апопи словам Шебны, звучавшим в его ушах подобно голосу судей Аменти.
Иосэф понимал, что старец был прав; крики и вопли приближались; шаги убийц чудились ему уже на спиральной лестнице, которая вела на вышку. Машинально, похолодевшей рукой схватил он кубок; но мысли мешались в его голове, безотчетная тоска сжимала сердце и ужас смерти все еще останавливал его. Тогда Шебна положил руку на плечо Иосэфу и глубоко прочувствованным тоном сказал:
– Рождение и смерть – две величайших тайны, которые человеку суждено познавать в каждой жизни. Сперва, с ужасом, он умирает для жизни духа – когда, полный порывов и надежд, идет выполнять свое земное испытание, которое сам же избирает для своего совершенствования; затем душа его трепещет, возвращаясь в невидимые сферы, с полным сознанием совершенного добра и зла. Только трус пятится перед неизбежным!
Иосэф быстро поднес кубок к губам и выпил его залпом. В первый момент словно огонь пробежал по жилам; затем все закружилось в глазах и, потеряв сознание, он грузно опустился на скамью. Шебна поддержал его, спокойно наблюдая за конвульсивными движениями умиравшего. Еще раз Иосэф открыл глаза и глубоко вздохнул; затем голова его свесилась, тело вытянулось и замерло. В тот же момент таинственный камень с треском разлетелся вдребезги.
Без малейшего усилия Шебна спокойно взвалил себе на плечи тело Иосэфа и сошел вниз по лестнице; кто увидал бы его в эту минуту, – тот был бы поражен геркулесовской силой старца, который даже не сгибался под своей тяжелой ношей. Войдя в опочивальню, Шебна услыхал за дверью шум и грохот борьбы; то были телохранители Адона, которые, предполагая, что он скрылся в этой комнате, с отчаянным упорством защищали дверь от разъяренной черни.
– Как раз вовремя! – прошептал Шебна, кладя тело Иосэфа на ложе из массивного серебра, задрапированное финикийскими тканями, и прикрывая ноги шкурой пантеры. Царскому ложу, приготовленному для наследника египетского престола, суждено было приютить лишь его труп. Нагнувшись над усопшим, Шебна залюбовался его неподвижным, прекрасным лицом, принимавшим уже то странное, загадочное выражение, которое ложится на черты всех, познавших тайну смерти. В роскошном одеянии, усыпанный драгоценными камнями, с уреем на голове, Иосэф был действительно великолепен.
Услыхав, что дверь с треском выломана, Шебна глубоко вздохнул и выпрямился; затем, вытянув из-под платья висевшую на золотой цепи звезду, усыпанную камнями, он стал у изголовья.
При виде маститого старца в белом одеянии, с блестящей звездой на груди, бунтовщики, ворвавшиеся в комнату, попятились в нерешительности.
– Стойте, египтяне! Тот, кого вы ищете, сам осудил себя, а преступная душа его уже предстала перед страшными судьями Аменти. Смотрите: вот – все, что осталось от вашего притеснителя. Вы отомщены, а потому ступайте и ни к чему не прикасайтесь в этой комнате, по которой прошла смерть, дабы ничто «нечистое» к вам не пристало!
Мятежники с ужасом смотрели теперь на тело человека, перед которым трепетали столько лет, и на величественного старца, властный взгляд которого, казалось, насквозь пронизывал их; потом вдруг, охваченные паническим ужасом, бунтовщики попятились и ринулись вон из комнаты, разнося повсюду радостную весть о смерти Адона.
В то время как часть мятежников бросилась к покоям Иосэфа, другая кучка грабителей ворвалась в потаенный проход, который Адон, убегая за нужным ему ключом, оставил открытым; мысль, что они – на пути в подземелье, где скрыты сокровища, довела их жадность до бешенства… Под яростным напором рук и топоров дверь, задержавшая Иосэфа, подалась, так же как и следующая дверь, и вскоре алчная и свирепая шайка очутилась в подземелье, освещенном двумя подвешенными к потолку лампами. Но вместо ожидаемых сокровищ они увидели женщину в белой одежде, которая, бледная от страха, стояла, прижавшись спиной к стене.
– Кто ты, женщина, и что здесь делаешь? Если ты – жертва чужеземца, скажи нам свое имя, и мы возвратим тебя семье твоей! – воскликнул один из главарей шайки, поднимая факел и освещая темный угол, в который забилась неизвестная.
– Выведите меня из этой ужасной тюрьмы и возвратите моему отцу, Потифэре, Верховному жрецу Гелиополя, – вскричала женщина, простирая к ним свои руки. – Я Аснат, несчастная жена Адона.
Толпа была изумлена.
– Какова низость! – с негодованием заметил исполинского вида рыбак. – Издеваться над бедняками, заставляя их разыскивать тело, никогда не бывшее в Ниле, и жениться на другой, тогда как законная супруга чахнет в подземелье. Иди, благородная женщина, и ничего не бойся: мы – освободители отечества, и устроим этому псу смердящему такой свадебный пир, о каком он долго будет помнить!
