сопровождении сановника, которого он знал по виду, стоящими перед ним в комнате главного надзирателя тюрьмы, очевидно, с целью объявить ему свободу. Но прошли месяцы, а видение не сбывалось; мало-помалу мужество и надежда стали покидать его.
Совершенно спокойный вошел он в комнату начальника, куда его потребовали; но при виде находившегося там виночерпия и сопровождавшего сановника сердце его сильно забилось; узнав же, что фараон требует его к себе, он пал ниц, по-видимому, чтобы поблагодарить Нектанебу за память об нем, а на самом деле, чтобы скрыть охватившее его волнение.
По их уходе Иосэф попросил своего начальника освободить его от работы, чтобы провести остаток дня и ночь в размышлении и молитве и тем подготовить себя к великому испытанию следующего дня.
– Не обладая ученостью гадателей, чтобы удовлетворить нашего славного фараона, – да сохранят его боги и покроют славой дела его – я могу надеяться только на помощь бессмертных, – прибавил он.
Оставшись один и исполнив все обряды, предписанные Шебной для увеличения силы таинственного камня, он поставил каменную чашу с водой на стол и опустил в нее талисман. Когда вода приняла свойственный ей в таких случаях голубоватый оттенок, он смочил ею лоб и грудь; потом облокотился на руки и стал пристально смотреть на камень, подобно исполинскому сапфиру сиявший на дне чаши.
– О, ты, которого победил я во плоти, победил и как духа, – согласно обещанию твоему, явись служить мне сегодня. Докажи мне на деле твое могущество! – прошептал он.
Прошло довольно много времени; с нахмуренными бровями, с налитыми кровью жилами на лбу, весь в поту, сидел неподвижно Иосэф. Мертвенная бледность покрыла лицо его, широко открытые глаза горели фосфорическим блеском: при слабом свете ночника, поставленного в углу на земле, весь скорчившись, он был ужасен.
Между тем серебристый пар стал выходить из чаши: мало-помалу он рассеялся и отверстие ее превратилось словно в полированный диск, в котором, как в зеркале, медленно, но ясно и отчетливо стали развертываться все сцены сна Апопи. Затем облака – густые на этот раз – застелили собою все; в них неясно, будто подернутое серебристой дымкой, появилось бородатое лицо Шебны и глухой, как бы издалека донесшийся, голос прошептал:
– Далекой стране, над которой ты со временем будешь властвовать, природа готовит редкое по тем местам бедствие: долгие годы изобилия сменятся годами неурожая и голода; услуги, оказанные тобою царю страны по поводу этого события, будут причиной твоего возвышения.
Видение растаяло в воздухе, и Иосэф, глубоко вздохнув, беспомощно прислонился к стене и закрыл глаза. Но минутная слабость прошла: он встал, лицо его пылало.
– Твоя ли тень, Шебна, явилась теперь, чтобы вновь напомнить мне пророческие слова, сказанные когда-то тобою? – прошептал он. – Да, да, все исполняется шаг за шагом; года унижения и рабства прошли! Близок час торжества, час возмездия, когда я поставлю ногу свою на главу тех, которые безжалостно терзали меня.
Чувство полного, гордого удовлетворения охватило его, несколько раз прошелся он по своей тесной каморке. Отметив затем на свитке папируса все подробности виденного им сна и перечтя несколько раз, чтобы хорошенько их запомнить, он завернулся в плащ, лег на соломе и заснул. На заре его разбудил другой надсмотрщик, его товарищ, и повел к начальнику; тот приказал Иосэфу омыться; затем его тщательно выбрили, одели на него простую, но тонкую полотняную тунику и повели в царский дворец, где он должен был ждать назначенного часа.
В это время в обширной зале, указанной Апопи, собралось блестящее общество; огромный двор и окружавшие его колоннады запружало целое море человеческих голов. Собранный народ должен был явиться свидетелем бессилия жрецов, невежество которых вынуждало царя искать помощи и объяснений у бывшего раба. Среди сановников, стоявших вокруг пустого еще трона, был и Потифар. Он уже знал, что перед фараоном должен был предстать не кто другой, как Иосэф, и смутное предчувствие шептало ему, что этот гордый человек, доказавший ему свою силу и обладавший познаниями, неизвестными в Египте, разгадает неразрешимую для жрецов загадку; при мысли, что, ставши свободным и попавши в милость, он будет мстить и опозорит доброе имя его дорогой жены, смуглое лицо Потифара покрылось зеленоватой бледностью и кулаки его сжались от ярости.
Трубные звуки возвестили, наконец, приближение фараона. Апопи взошел на трон. Самодовольным взглядом окинул он длинный ряд стоявших в мрачном безмолвии жрецов, еле сдерживавших кипящую в них злобу. Наконец-то представлялся случай уничтожить могущественную касту, постоянно державшую его под угрозой народного возмущения. В своем минутном увлечении фараон забывал одно, что этим же самым он только разжигал еще больше свирепую ненависть их к себе.
По приказанию фараона был введен Иосэф; бледный и взволнованный, он с достоинством подошел к трону и пал ниц.
– Встань и говори без страха, – сказал Апопи, видимо пораженный его красотой и благородством. – Кто бы ты ни был, но, если сможешь воскресить в моей памяти вещий, ниспосланный богами сон и объяснить его значение; если, словом, твоя наука превзойдет ученость мудрецов, с которыми я доселе совещался, – я осыплю тебя богатством и почестями.
Иосэф встал и поклонился, скрестив на груди руки.
– Великий фараон, податель жизни и милости, раб твой ученостью не обладает. Но Бог моего народа вдохновит меня дать тебе желанный ответ.
Закрыв рукой глаза, он несколько минут молчал; затем ясным и звонким голосом, достигавшим последних рядов толпы, стал рассказывать то, что показало ему в эту ночь волшебное видение.
