– Со мной что? Тифон пусть свернет мне шею, лучше чем отведать ту особую честь, преподносимую нам фараоном, в которой и тебе частица приготовлена, – хриплым от волнения голосом ответил Ракапу, падая на сиденье близ Майи, которую он приветствовал рукой.
– Ясно, что известия твои неприятны; но, во всяком случае, выпей, вино освежит тебя, а затем сообщи, что так испортило тебе настроение духа, – с улыбкой сказал Верховный жрец, повернувшись к столу, чтобы взять чашу. Но Аснат предупредила его и, выпорхнув, как бабочка, преподнесла чашу из рук отца Ракапу, лукавой улыбкой вымаливая у него позволение – послушать ужасное известие, если это не государственная тайна.
Хмурое лицо старого служаки прояснилось при виде общей любимицы; он дружески потрепал ее по щеке и, осушив кубок, объявил, что привезенное им известие – не секрет.
– Смотри-ка, Гор, этот бесенок Аснат собирается вскружить голову Ракапу, – прошептал Армаис, смеясь, на ухо своему другу, покуда комендант развертывал папирус и читал указ Апопи, предписывавший оказывать Иосэфу во время его пребывания в Гелиополе, царские почести. Негодование отразилось на лицах присутствующих; Потифэра вспыхнул.
– Что? Ну, разве эта выдумка не выходит за пределы возможного и позволительного? – спросил Ракапу, стукнув кулаком по столу, так что зазвенела вся посуда.
– Это еще не все! К указу приложены таблички с приказанием устроить народное празднество и целый ряд пиров в честь Адона, который прибудет на той неделе. А так как приезд его совпадает с праздником Тафнут, то предписывается: место Апопи в священной процессии оставить этому… – Ракапу энергично сплюнул. – Ну, ты, конечно, получишь свои инструкции! А я все-таки повторяю, что фараон превышает меру нашего долготерпения, требуя, чтобы первейшие лица во всем Египте оказывали царские почести этому нечистому животному…
– Который был рабом в доме моего зятя Потифара, – вставил Потифэра дрожащими губами.
– Ха, ха, ха! – засмеялся Ракапу. – Любимец, достойный своего покровителя! Только нечистый «Шасу» и мог возвести в Адоны это скверное животное. Ну, да от этого не легче; придется эту скотину поместить во дворец и вместо палок встречать с почестями! Тяжелее всего, что нельзя ему выпалить в рожу все то презрение и ненависть, которые он нам внушает…
– А мне так очень интересно взглянуть на него; Нефтида, дочь иерограммата Рамзеса, видела Адона в прошлом году в Мемфисе и говорит, что он прекрасен, как Горус! – заметила Аснат, интересовавшаяся гораздо более предстоящими празднествами в честь Адона, чем вопросом о его происхождении.
– Сравнение с богом бывшего раба тетки не делает чести твоей подруге, – сказал Потифэра, нахмурив брови. – Во всяком случае, ты его не увидишь и не будешь присутствовать на позорных для всех нас торжествах.
– Но как же, отец? Ведь все на них будут? – с неудовольствием сказала Аснат.
– Я думаю, что, напротив, всякая порядочная женщина и девушка будут счастливы, если представится возможность от них избавиться; во всяком случае, ты и твоя мать не осчастливите своим присутствием знаменитого человека, чистившего сандалии твоего дяди! – ответил Потифэра со строгостью, какой никогда не выказывал своему баловню. Видя, что Аснат надула губки, он прибавил: – Вы поедете завтра в имение, и я разрешаю тебе устроить там птичий двор, о котором ты давно мечтала!
Аснат повеселела и обняла отца. Майя спросила Ракапу: будут ли его жена и дочери участвовать в празднествах?
– Жена – да; ей придется присутствовать на пире и принимать. Ну, а дочери, разумеется, нет. Еще придет Адону вдруг блажь в голову выбрать одну из них женой себе – слуга покорный! Этого я вовсе не желаю; а, говорят, он ищет себе в жены самую прекрасную и знатную из дочерей Египта.
– О, кто же захочет брать его в зятья? Понятно – везде откажут! – воскликнул, смеясь, Армаис.
– Да, если можно будет отказать ему, – вздохнул Ракапу. – Гораздо благоразумнее совсем избежать этой чести.
– Тогда позволь Нететис и Хатасу ехать с нами; и им, и мне будет гораздо веселее! – воскликнула Аснат.
Предложение это было всеми одобрено; во избежание всяких подозрений решили, что супруга Верховного жреца с тремя молодыми девушками уедет на следующий же день. Потифэра и Ракапу вслед затем ушли вниз, чтобы обсудить все необходимые приготовления для приема Адона, которого ждали через 12 дней; Армаис побежал отдавать приказания насчет завтрашнего отъезда; Майя ушла распорядиться укладкой вещей, а Гор с Аснат остались одни и сошли в сад.
Занятые своими мыслями, молодые люди молча прошли весь сад и вышли на лужайку, где обыкновенно играли в мяч. Несколько недель пребывания в имении вовсе не улыбались Аснат, не говоря о Горе, которому одна мысль о долгой разлуке с ней была невыносима. Ревность закралась в его сердце при виде, что Аснат молчит. «Она только и думает об этом негодном чужеземце и о празднествах в его честь; ей дела нет до горя, которое причиняет мне разлука с ней!» – подумал он и неожиданно спросил:
– О чем мечтаешь ты, Аснат?
– Ни о чем! – ответила та недовольным тоном. – Наоборот, это ты мечтаешь только о приезде Адона и забыл о моем присутствии; я только не хотела тебя тревожить!
Гор невольно рассмеялся. Взяв за руку свою спутницу, он усадил ее на каменную скамью, спрятанную в тени смоковницы и кустов цветущей акации, и сказал, улыбаясь:
