покойницей. Клянусь Тифоном, ведь не на смерть же она идет! Что вы тут ей наболтали? Она так напугана.
– Ничего; мы все надеялись на спасенье! – простонала Ранофрит.
Потифар нежно поднял Аснат.
– Пойдем, дорогое дитя, и не пугайся! Во всем, что нам ниспосылают боги, следует искать хорошую сторону.
В соседней комнате он остановился, наполнил чашу свежей водой и поднес ее к дрожащим губам девушки.
– Пей и соберись с силами! – дружески сказал он. – Правда, от тебя потребуют тяжелой жертвы, но, может статься, в сущности она будет не так ужасна, как с виду кажется, и не одна женщина в Египте позавидует твоей судьбе!
Аснат выпила воды и словно успокоилась немного.
– Дядя, скажи мне, чего от меня хотят; я должна узнать истину из твоих уст, а не от чужих жрецов, которые, как я слышала, собрались у отца, – молила она, бросаясь ему на шею.
Потифар с состраданием посмотрел на ее прелестное, бледное, взволнованное личико и, пытливо заглянув в ее прекрасные, мокрые от слез глаза, вопросительно смотревшие на него, спросил:
– Видела ли ты Иосэфа, Адона Египта?
– Да, один раз, когда он был в Гелиополе.
– Находишь ли ты его красивым? – Аснат сильно покраснела.
– Да, он красив, но мне-то что до этого? – нетерпеливо прибавила она.
– Мысль стать его женой очень испугала бы тебя?
Молодая девушка отшатнулась с ужасом; но Потифар не дал ей одуматься и, взяв ее за руку, быстро увлек в комнату отца.
При виде стоявших в молчании жрецов, взоры которых были устремлены на нее, Аснат опять охватило нервное волнение, и она испуганно стала глазами отыскивать отца. Птахотеп, Верховный жрец храма Пта в Мемфисе, подошел и отечески положил руку ей на голову; Аснат, с детства знавшая почтенного старца, любила его и уважала, и его присутствие отчасти вернуло ей силы.
– Нас собрала здесь печальная необходимость, – сказал серьезно Птахотеп. – Теперь я говорю с тобой не как с ребенком, а с женщиной и дочерью знаменитого Потифэры, Верховного служителя бога всей земли Кеми. Фараон Апопи избрал тебя в супруги еврею Иосэфу – Адону, которого он навязал Египту. Для того ли, чтобы оскорбить и унизить нашу касту, он это сделал, или чтобы понудить нас к открытому сопротивлению, которое в данную минуту было бы гибельно для нас – не знаю достоверно. Мы только что обсудили еще раз, что наш и твой отказ от заключения этого союза вызовет со стороны царя жестокие притеснения, и даже может стоить головы твоему отцу и лучшим людям – цвету нашей страны. Поэтому, бедное дитя мое, преклонись перед царской волей; как достойная дочь своего отца, ты должна пожертвовать любимым человеком и личным счастьем ради спокойствия и будущности Египта.
Аснат зашаталась; он поддержал ее.
– Что скажет Гор? – прошептала она с ужасом.
– Гор – египтянин, и великодушие женщины никогда не заставит покраснеть его; он – мужчина и обязан всю жизнь свою посвятить будущему освобождению родной страны и мщению за этот час.
– Где мой отец? Из его уст хочу я выслушать приговор и узнать: по его ли воле должна я принести себя в жертву? – воскликнула Аснат, разразившись рыданиями.
В этот момент в дверях показался Потифэра; он был бледен и расстроен, но голос его был чист и тверд, когда он резко произнес:
– Да, дочь моя, твоя жертва необходима, и по моей воле ты станешь супругой этого человека! Будь же сильна и с достоинством неси то, что ниспослано тебе судьбой.
Безмолвно бросилась Аснат в его объятия, словно ища у него поддержки; но пережитое волнение и напряжение нервов превысили ее силы, и она потеряла сознание. С помощью одного из жрецов Потифэра отнес ее в комнату, оказал необходимую помощь, а затем, строго-настрого запретив своей жене и сестре всякое внешнее выражение горя, которое еще более усилит возбужденное состояние молодой девушки, вернулся опять к своим собратьям. Когда все разошлись, Верховный жрец принялся обсуждать с Потифаром все необходимые приготовления, вызванные случившимся. На первых порах они порешили, что Потифэра с семьей на завтрашний же день переберется в собственный дом, чтобы избавить Потифара от необходимости встречать и принимать Иосэфа, первого посещения которого, по всем вероятиям, можно было ждать дня через три. Адон отбыл из столицы накануне по важному делу и, вероятно, явится только к официальной помолвке, так как вряд ли он заблуждался насчет радости, которую мог вызвать подобный союз. Когда Аснат пришла в себя, полная апатия сменила в ней прежнее возбуждение; как разбитая, лежала она; думать и что-либо соображать она была совершенно неспособна; наконец, утомление взяло свое и она забылась тяжелым лихорадочным сном, который все-таки подкрепил ее силы, и, проснувшись, почувствовала себя несравненно спокойнее. Теперь в ночной тиши, совершенно одна, она без помехи могла обдумать, какой страшный удар обрушился на нее, разбил ее счастье и перевернул всю ее жизнь.
С удивительной ясностью представилось ей лицо Иосэфа. При воспоминании о пламенном взгляде, как молния пронизавшем ее, дрожь пробежала по ее
