хорошо заработать можно. И переселенцев через них будем вести, коли таковые будут. Ну и прочее взаимодействие — торговое промышленное, образовательное — наладим через Добролюба.
Я обвёл взглядом своих коллег:
— Мы бесконечно сидеть тут не сможем, так пусть уж лучше на наших условиях взаимодействие с Гребцами будет. Выучим часть людей Ладимира грамоте — уже плюс. Пару человек подготовим, капая на мозги — будут наши агенты влияния, ну, про жизнь нашу в самом благостном ключе всем рассказывать начнут. Потом — дальше пойдёт. Это будет наш передовой пункт по сбору населения. Мы будем его у Рюрика на время изымать, по найму. Причём сам же князь нам радостно его и предоставит, чтобы делу обучили. А теперь представьте, приехал к нам паренёк из деревни малой, лет в пятнадцать, три года пожил, мы его обратно Рюрику отправили, уже обученным, что он делать будет?
— Как у нас делать начнёт, — Святослав хорошо представлял себе, как живётся сейчас людям, — образ жизни наш да порядки у себя насаждать. Рюрику работа его в плюс пойдёт, нам — доброе отношение и плата за науку. Ну и распространение…
Святослав замолк. Мысль, дошедшая до него, видать, сильно задела, за живое.
— …Распространение нашего государства, — тихо закончил он, — порядки, законы, отношения, власть — всё как у нас будет.
Теперь уже замолкли все. По сути, если наше предложение пройдёт, мы тихой сапой начнём переделывать Новгородскую землю под себя, вынимать фундамент власти из под Новгородского князя. А он того даже не заметит! Ведь кто воспитывает молодёжь — тот и оказывает реальное влияние на жизнь и политику в обществе. Незаметно, исподволь, но результат — потрясающий! Народ собрался не глупый, все это и без слов понимал. Но было страшно. А вдруг Рюрик тоже не глупый, и сообразит, что к чему? Но и деваться особо некуда. Нас уже много, мы даже если начнём тупо закукливаться в своих границах, избежать взаимодействия с внешним миром не сможем. А значит, если процесс нельзя предотвратить, его надо возглавить. Выдать этому внешнему миру наши условия, склонить посулами к их принятию, выждать лет пять-семь, пока познавшие жизнь в Москве расползутся по селищам, да делом покажут преимущества нашего подхода, и ждать новое поколение — уже их детей, потом — дальше. И так — пока не достигнем мы границ естественных. Границы те — или те места, где очень много населения, где мы тупо с масштабами не будем справляться, не успевать «переформатировать» людей, или границ географических, где влияние наше будет тупо ограничено возможностями связи и транспорта.
Если же мы не займёмся внешним миром — он примется за нас сам. Сначала Златобор к нам заскочил, потом — Олег, теперь вот боярин припёрся, под Новый год. И конца края этим «гостям» не видно. И не факт, что армия в несколько тысяч бойцов, которую вполне может собрать даже не Рюрик, а кто-то из его подручных, нас тут тупо на ноль не помножит. А значит действовать надо тоньше, не только воинской силой, но и продвижением наших идей, образа жизни, принципов. А идеи — они как плесень. Вот сначала маленькое пятнышко появилось на стене, его и не замечает никто. Потом — большая клякса, её уже чистить начинаешь. Потом — ещё больше, и ещё. Огнём жжёшь, водой моешь, кислотой травишь — а спора маленькая обратно плесенью всё заселит. И так бороться с том грибком можно вплоть до разрушения здания. Ну или если на язык идей переводить, то бороться с инакомыслием вплоть до перестройки государства.
В принципе, так и в будущем было, мне просто теперь, когда такие вопросы непосредственно моей семьи касаются, все стало понятнее и виднее. И развал СССР, и фундаментализм религиозный, и войны гражданские — все начинается с идеи. Хорошо, если идея правильная да однозначная, толкования не допускает. А обычно бывает так, мысль неплохая, продвигающие её люди — тоже достойные, а вот группа «присосавшихся», кто выгоду свою ищет, начинают даже самую хорошую и благородную цель так под себе толковать, что от изначального смысла в ней ничего не остаётся, только лозунги да символы. А если идея сама по себе дурь — то вообще пиши пропало!
Эти мысли я читал у моих товарищей на лицах, даже слов не пришлось произносить.
— Большое дело… — Святослав почесал затылок, — Долгое.
— Ну, не в первый раз нам за то браться, — тихо добавил Кукша.
— Государство наше на Новгородскую землю распространить, — Лис задумчиво ковырялся карандашом в столе, — сложно будет, долго, и трудностей там — только в путь…
— Почему только на Новгородскую? — улыбнулся я, — Земля, планета которая, я вам рассказывал, она большая, Новгородом не начинается и не заканчивается.
— Этих, птичек твоих бескрылых, пингвины вроде, в книжках про них писано, — тоже в Москву завозить будем? Для распространения государства и на них? — серьёзно поинтересовался Буревой.
Народ не понял сначала, дед разъяснил:
— Ну привезём их из этой, которая во льду вся, в рассказах Серегиных про то есть, Антарктида, во! Привезём их сюда, строем ходить научим, грамоте там. Будут у нас представителями Москвы в Антарктиде. Продвигать технологии — гнезда там с разделением труда делать, яйца на торфе высиживать, рыбу загонной охотой добывать, трактор из льда сварганить…
Первым прыснул Кукша, потом я, потом заржали и остальные. Смех снял напряжение, масштаб задуманного, тяжёлым грузом упавший на неокрепшие наши головы, уже не казался таким уж громадным. Дальше все уже пошло в деловом русле — что, где, как, да почему.
Утром Добролюбу и Олегу предложили следующий вариант. Мы пока не лезем в производство досок на продажу и строительство торговых судов,
