Бушуев догнал Манефу и молча дотронулся до ее плеча. Она вздрогнула и пошла быстрее, не оглядываясь и не обращая на него внимания. Он продолжал идти за ней, не говоря ни слова. Манефа все ускоряла шаг, точно хотела убежать от него, но когда они поравнялись с колодцем возле дома Солнцевых, она неожиданно остановилась, круто повернулась и почти шепотом спросила:
– Чего тебе от меня надо, Денис?
– Я… я сам не знаю, Маня.
Он стоял перед ней, опустив глаза и тяжело дыша. На широких плечах его и на белокурых волосах лежали пушистые хлопья снега.
– Оставь меня… я прошу тебя… оставь меня… – дрогнувшим голосом сказала Манефа. – Куда ты меня толкаешь? Зачем тебе это? Что я тебе сделала?..
– Я сам не знаю… – повторил Денис.
Снег пошел так густо, что уже в двух шагах ничего не было видно. Они стояли друг против друга, окруженные, словно саваном, белой сплошной стеной, и это было страшно. Она хотела идти дальше, но Бушуев схватил ее за руку.
– Постой, Маня, постой… Что это я хотел тебе сказать?.. Что-то очень важное, и вот – забыл…
Она вырвала руку и замотала головой.
– Ничего не надо говорить… ничего… Убежать надо от этого, как когда-то ты убежал от меня. Ты тогда хорошо поступил, Денис. Я часто вспоминала и благодарила тебя за это… И не преследуй ты меня, ради бога… Оставь меня. Ты только подумай: к чему это все идет!..
– Маня… – начал было Денис и робко положил ей руку на плечо.
– Оставь! – почти крикнула Манефа и с силой сбросила его руку. – Не дотрагивайся до меня… Я не хочу этого!
И, помолчав, тихо и примирительно добавила:
– Простынешь без шапки-то… Иди в избу. Ты что – у нее был?
– Да, у Вари.
– Ну и иди к ней! – вдруг злобно крикнула Манефа, сверкнув глазами. – И женись на ней! И люби ее!.. Она лучше меня, моложе меня! Она городская, а я деревенская!
– Что ты? Зачем ты ее так… – запротестовал Бушуев. – Она славная, хорошая девушка.
– Так чего же ты на этой славной не женишься? Чего ты ко мне лезешь?
– Зачем же мне на ней жениться, коль ни я ее не люблю, ни она меня…
– Не любишь? – недоверчиво спросила Манефа.
– Нет.
– А чего ж ты к ним каждый день ходишь?
– Так… Интересно у них. Они – приветливые, добрые.
– Добрые… приветливые. А может, она тебя все-таки любит?
– Чего ей меня любить? Я ей не пара…
Манефа подошла вплотную к нему и сурово сказала:
– Вот что я тебе скажу напоследок, Денис. Недоброе ты задумал. Хорошего из этого ничего не получится. И не ищи меня, не подстерегай меня… Живи, как знаешь, а мою жизнь не трогай. Прощай.
– Маня, погоди… Дай же и мне сказать…
– Прощай, Денис.
Манефа быстрым движением затянула потуже платок на шее и пошла под гору, в проулок. Денис вздохнул и тихо побрел к дому Белецких, скрипя снегом под сапогами и опустив голову. И холодная тоска, как глыба льда, легла на душу. У Белецких зажгли свет, и слышалась музыка. Варя играла что-то очень бурное и стремительное. Бушуев поднялся на крыльцо.
.
Как только Денис исчез в белом сумраке, Манефа остановилась, сжала руками горевшие щеки и бессильно опустилась на заснеженный снежными хлопьями камень. И чувство жгучей обиды на себя, на мужа и на всю свою взбалмошную и нелепую жизнь, как клещами, охватило ее. Но потом оно так же внезапно отхлынуло и сменилось другим чувством – большой и мучительной жалости к Денису… Она увидела его поникшую белокурую голову, опущенные глаза и снег на плечах, – этот снег ей почему-то особенно запомнился. И вдруг, как молния, взметнулось новое, незнакомое ей чувство, и так сильно и больно взметнулось оно, что Манефа вскочила и удивленно посмотрела вверх, на гору, где стояла дача Белецких. Варя! Сейчас, наверно, Денис сидит у нее, они разговаривают, рассматривают книжки…
Манефа усмехнулась и легко, как комок глины, одним усилием раздавила это незнакомое и темное чувство.
– Что ж?.. Вот мне и спасение… – вслух сказала она и, твердо ступая, пошла в гору, в Татарскую слободу.
XI
