Уходи!
В голове мимолётом возникает лицо незнакомой черноволосой девочки. Она улыбается, смотря на меня. Почему-то мне это неприятно.
Шестой день.
Утром Шрам повёл не в пыточную, как обычно, а к колдуну. Неужели издевательства закончились? Надежда вспыхнула с новой силой. Старикан как всегда что-то химичил. Завидев меня, достал с полки маленький пакетик и подошёл.
- Так, что тут у нас? Какой- то ты стал равнодушный. Жизни не радуешься. Так не пойдёт. До меня дошла информация что прогресс в твоём обучении замедлился. Надо его подстегнуть. Съешь, - и протягивает мне пакетик.
- А меня не будут больше бить?
- Нет, конечно, - улыбается старый хрен.
Ладно, лишь бы били. Тщательно жую буренкин корм. На вкус солома, соломой. Прислушался к себе - вроде всё как обычно.
Идём обратно. Прошли поворот к моей каморке, затем к выходу из замка. Подошли к лестнице, ведущей в пыточную. Я задёргался. Опять!
- Вы же обещали. Я больше не хочу, не надо.
Пытаюсь упираться, руками за что-нибудь зацепиться. Получаю подсечку, и в камеру меня затаскивают. Опять этот долбанный крюк. Палач смотрит на меня и улыбается. Шрам как обычно подпёр стенку.
Бл*ть, верёвка сильнее чем обычно впивается в руки. Как -будто кожу сдирает. Сжался в ожидании удара.
Ааа!
Очухиваюсь в непонятном демонском мире. Снова лежу на краю пропасти. Рядом сидит черноволосая и смотрит на меня.
- Почему я здесь? - спрашиваю у неё.
Я молчал. Устал бороться. Не хочу больше битья и унижений.
Но что-то всё равно удерживало от последнего шага. Просто смотрю вдаль. Там равнина постепенно переходит в горы, отсвечивающие голубым. Вот бы побывать там.
Вдруг рассеянное внимание отвлекается на тень, слабо колышущуюся позади демона. Вглядываюсь. Мужик в военной форме. Старого военного образца, времён Великой Отечественной. Стоит, опираясь на автомат с круглым диском. ППШ вроде называется. И смотрит на меня. Просто смотрит. Кого-то он мне напоминает. Блин, да это же дед. Капитан, командир батальона. Умер до моего рождения. Я его только на послевоенных фото видел. Там он гораздо старше. Поэтому сразу не узнал. Почему мне так неуютно под его взглядом? Даже стыдно?
- Дед прости меня, - слезы кататься из глаз, - я не могу больше. Не могу.
Да не смотри ты на меня!
Вспомнил один из рассказов мамы. Дед не любил вспоминать войну. "Война -- это грязь и кровь" - всегда говорил, когда дети просили рассказать. Но когда выпивал иногда вырывалось.
- На Ленинградском фронте это было. Приказ был взять высоту. Ну лежим, ждём, когда артподготовка закончиться. Стволы смолкли. Всё, пора. Поднимаю батальон в атаку. Бежать трудно, снега выше колена, валенки проваливаются. Но бежим. Вдруг удар и я лежу. Пуля лёгкое прибила. Лежу на боку и вижу, как белый полушубок красным становиться. Встать не могу. И бойцы залегли. Смотрят на меня, никто встать не решается. А я понимаю, если не встану, все мои здесь и полягут. Нельзя так. Надо вставать. И после мыслей этих легко как-то стало. На живот перевалился, сначала на колени встал. Потом поднялся и побежал.
Мама говорит, что дед только пять метров пробежал. Пока сознание не потерял. Но этого хватило, чтобы бойцы тоже встали и побежали. Атака не захлебнулась.
- Нет такого слова "не могу", есть слово "надо", - говорил дед моей маме, когда она капризничала.
И мне тоже легко как-то стало.
Надо! Надо встать. Я тебя больше не подведу деда. Переворачиваюсь на живот, подтягиваю колени и встаю. Меня сильно качает. Смотрю прямо в глаза чёрной.
Стою из последних сил. Жгучее желание врезать по этой лыбящейся роже. Но сил даже на шаг не хватит. Мы оба в одном теле. Почему же тогда она так сильна, а я так слаб? Какая тут связь?