вещам. Я посмотрела в ту сторону, где столпились те самые местные, и увидела в их блестящих черных глазах обожание и фанатизм. По законам этого мира, теперь эти люди пойдут за меня и в огонь и в воду, требуя в обмен с моей стороны защиты и благословения их дел. Все, что с ними случится, теперь будет на моей совести, и если наглый божок не испытывал по поводу погибших никаких нравственных терзаний, то я так не смогу и сама себя заем поедом до смерти. Ответственность… это то, чего я бы хотела избежать. Мне и так было достаточно тех угрызений совести, что порой мучили меня по поводу моих гавриков, которых я увела из лагеря и втравила в смертельно опасную, хотя и захватывающую, историю…
Едва удручающие мысли завладели моим сознанием, нагоняя тоску и уныние, как на мое предплечье легла сильная мужская рука. Повернув голову, я увидела, что это был отец Александр. Теплый свет его голубых глаз ободрял и успокаивал.
– Не бойся, дочь моя, – проникновенно сказал мне священник, – Господь дал тебе крест, который теперь надо нести, но я вижу, что этот крест тебе по силам. Успокойся, разберись в себе, и делай что должно, а мы все тебе поможем, ибо тогда свершится то, что и должно было свершиться. Тут у каждого свой крест и каждый несет его как может. Даже ваш Антон, которого считают обузой и ничтожеством, тоже играет свою роль, и, быть может, ему еще предстоит совершить нечто великое. Аминь!
Светло-голубой нимб уже не сиял над головой священника, и глухие грозовые раскаты исчезли из его голоса – теперь это был он сам, собственной персоной, без малейшего участия той могущественной сущности, которая иногда через него действовала и говорила. Ласковое тепло и уверенная сила, исходящие от отца Александра, наполнили мою душу спокойствием и осознанием важности возложенного на меня бремени. Также я ощутила невидимую поддержку, на которую мне теперь приходилось уповать. И в моем сердце даже забрезжило что-то, похожее на радость, при мысли о том, что я могу многое дать этим доверенным мне людям, многому их научить. Я теперь – их богиня! Богиня Анна. Вот только чему мне пристало покровительствовать? Что ж, такие вопросы с кондачка не решаются, тут надо подумать. Я буду благоразумной богиней, без самодурства. Главное, не впасть в гордыню, ведь три десятка верующих – это, конечно, невеликий приход, но все же для начинающей богини более чем достаточно.
Ну, если разобраться, то при Гермесии жители поселка занимались контрабандной торговлей, переправляя через хребет помимо пограничных постов товары из восточных степей в земли тевтонов и обратно. Дело тут было даже не в торговых пошлинах, высоких или низких – между степями и тевтонами шла пусть вялотекущая, но все же горячая война и всяческая официальная торговля между ними была просто невозможна. Перебирая воспоминания одного юноши, я как бы воочию увидела эту тропу, достаточно широкую для телеги, петляющую среди гор и холмов и выходящую на ту сторону хребта в земли лихих степных наездниц…
Именно эта контрабандная деятельность и стала причиной уничтожения селения. Когда командующий поисковой экспедицией штурмбанфюрер Лемке обнаружил тут гнездо контрабандистов, он тут же приказал ликвидировать это поселение с полным уничтожением всех его жителей. Тех людей, которых мы освободили, должны были принести в жертву херру Тойфелю, а не продать в рабство, как я сперва было подумала.
Но я же не Гермесий и не имею склонности к воровству, контрабанде, шпионажу и прочим малопочетным, с моей точки зрения, занятиям, а значит, тех, кого передали в мое ведение, надо будет, с позволения сказать, перепрофилировать. Но что я им могу предложить в качестве занятия, которое прокормит их самих и их семьи? Впрочем, какие семьи – эти люди потеряли своих родных. Вообще, надо с ними уже наконец разобраться – кто что из себя представляет. Но, пожалуй, я это сделаю во время пути. Пока же для меня ясно одно – мои новые подопечные явно делятся на две группы. Из двадцати семи человек шестнадцать были подростками, в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Именно их тевтоны не тронули, а приберегли для большого жертвоприношения своему Тойфелю. Все остальные являлись молодыми замужними женщинами, возраст старшей, на глаз, не превышал двадцати восьми лет. Впрочем, младшей, судя по виду, было около тринадцати-четырнадцати лет, но раз она уже сочеталась браком, то в жертвы Тойфелю, очевидно, не годилась.
Десять молодых замужних женщин, подвергшихся насилию… Тевтоны надругались над ними, не успев после этого убить лишь по причине того, что мы вовремя вмешались. Зато они убили всех их детей, и помешать этому мы не успели. Стало быть, всем этим женщинам была нанесена сильная психологическая травма. Только одной из них удалось избежать печальной участи – и этой счастливицей была как раз Феодора. По мелькнувшим в ее голове образам я узнала, что она как-то очень удачно спряталась, и объявилась только тогда, когда все было уже кончено. Но подробности этого приключения в ее памяти разглядеть не удалось. Немного попозже надо будет обязательно поболтать по душам с этой ловкой молодой женщиной. Общение с такой необычной личностью сулило мне очень много интересной информации об этом мире и населявших его людях. Эта рыжая очень выделялась на фоне остальных своих товарок, и не только из-за своей внешности. Заметно было, что по сравнению с ними она очень умна, предприимчива, и обладает большой жизненной энергией, имея при этом легкий, незлобивый характер и увлекающуюся натуру. И еще я заметила, что остальные кумушки относятся к ней с легкой неприязнью. Разбираться в этом именно сейчас при помощи чтения мыслей мне не хотелось – все-таки для этого нужны кое-какие усилия, да и картина тоже получается неполной.
Однако ничто не мешало мне строить предположения. И были они вот какие – поскольку Феодора обладает необычной, довольно миловидной внешностью, то наверняка мужья остальных дамочек не могли не заглядываться на нее, что, естественно, раздражало их благоверных. Ну, мужья теперь мертвы, но отношение их бывших жен к Феодоре уже не изменить…
Да, вряд ли мои выводы ошибочны – так думала я, глядя, как Феодора то и дело поправляет прическу, откидывая назад голову и поднимая свои красивые полные руки, при этом ее большие груди томно колыхаются под мягкими складками одежды; ее движения плавны и исполнены величавой
