что – давай, тихо-тихо, осторожно, так, чтобы мои люди видели каждое твое движение, вынимай обе руки из складок хитона и поднимай их вверх. Кстати, о том, что ты обязательно попробуешь решить вопрос самым радикальным способом, сказала мне никто иная, как сама Афина. И, как видишь, она оказалась права.
– Злой ты человек, Серегин, – немного обижено сказал мой визитер, осторожно при этом вытягивая из складок хитона сперва правую, а потом и левую руки и медленно поднимая их вверх, – никакого у тебя уважения к сединам. А Афина, так та вообще стерва – это надо же было додуматься до того, чтобы сдать с потрохами родного отца.
– Зря ты так, Зевсий Кронович, про Афину, – сказал я, в то время как Змей и Бухгалтер отводили его руки за спину и затягивали на их запястьях одноразовые наручники, – потому что она – это ты, но только в женском теле. Плоть от плоти твоей – так сказать, твоя сестра-близнец, и ругать ее такими нехорошими словами – это все равно что плеваться в зеркало. Оно-то чем виновато?
Ну вот, так-то будет безопаснее. Как я уже знал от отца Александра, эти так называемые олимпийские боги относились к той породе, с позволения сказать, колдунов, которым для успешного магического заклинания требовалось не только проговаривать их вслух, но и сопровождать свои действия определенными жестами, желательно сжимая при этом в правой руке присущий этому колдуну магический атрибут. У Зевса это был короткий посох, на который в случае необходимости могла быть насажена двухсторонняя критская секира-лабрис. Кстати, почти идеальная маскировка. Все знают, что Зевсий – он обязательно должен быть с двухсторонней секирой, а если никакой секиры нет, то это и не он вовсе, а какой-то очень похожий на него мужик с коротким посохом, который знай себе бредет куда-то по личным делам. И посох у него довольно-таки непростой, но нам сейчас его игрушки не нужны – своих хватает.
Похоже, старик был так ошарашен моим заявлением про Афину, что даже не обратил внимания ни на наручники, ни на то, что мой засадный полк покинул свои места и собрался возле нас на поляне, для того чтобы вести с ним переговоры в полном составе.
– Ничего не понял, – сказал он, – как Афина может быть моей сестрой-близнецом, когда она моя дочь?
– Это по официальной версии, – сказал я, – а на самом деле ты родил ее сам, без матери, и генетический материал в ней может быть только твой, и больше ничей. Просто при создании эмбриона мужская Y-хромосома была из набора удалена и заменена дублем твоей же X-хромосомы. Док, я все правильно объяснил?
– Да, командир, все правильно, – ответил Док. – Такая операция – правда, якобы сделанная в далеком будущем – была описана у Хайнлайна в одной из его книг о Лазарусе Лонге, где этому Лазарусу путем таких генетических манипуляций соорудили двух сестер-близнецов, причем точно так же, как и сидящий тут Зевсий, официально он считался их отцом, а не братом. Если эти кадры, олимпийцы, имеют тела, с виду не отличимые от человеческих, и свободно скрещиваются с людьми с образованием плодовитого потомства, то и генетический набор по своей структуре у них тоже не должен отличаться от человеческого.
– Да, это действительно так, – подтвердил отец Александр, – законы установлены одинаково для всех, считают они себя богами или нет; и описанная операция, хоть и нежелательна с этической точки зрения, но вполне возможна в биологическом смысле. Не исключено, что над старым плутом подшутили без его ведома. Хотелось бы знать, кто это так развлекался – на коленке такого не учудишь. Правда, сейчас он уже и не вспомнит, где был в те времена, что пил и ел, и с кем, гм, имел отношения третьего рода.
После такого заявления верховный бог на некоторое время выпал в осадок, растерянно хлопая глазами. С одной стороны, они все тут, конечно, донельзя крутые олимпийские боги, а с другой стороны – неотесанная деревенщина. Провинциалы самого низшего разряда из глухой таежной деревни, в которой представитель власти последний раз был семьдесят лет назад. Ну, тот самый – в кожаной тужурке и с наганом.
– Э-э-э-э!!! – только и смог сказать он, злобно глядя на сестрицу-дочь. – Жаль, что я этого не знал раньше, тогда бы я точно отнесся к Афине с удвоенной осторожностью. Тут и сам-то не знаешь, чего учудишь, а чего уж говорить обо мне же, но уже в женском теле, со всеми его критическими днями и прочими заморочками, но с такой же жаждой власти и авторитарным характером. Теперь я понимаю, что эта стерва выбрала вечное целомудрие и безбрачие только потому, чтобы легче было стремиться к моему трону. Будь ты проклята, стерва! Не забуду, не прощу!
Афина, кстати, от этого разговора тоже пришла в некоторое обалдение. Ей, скорее всего, вообще одно стало более понятным, а другое, напротив, окончательно запуталось.
– Сам ты стервец, братец-папаня, – горделиво вскинув увенчанную шлемом голову, сказала она. – Вот скинем тебя, болезного, в Тартар, и там ты мигом все забудешь, а дядя отпустит мне этот грех! Ведь правда же, отче Александр?
– Отпустит, отпустит, – ответил священник, – потом догонит и еще раз отпустит, чтобы уже наверняка. Но вот идея с Тартаром мне совершенно не нравится. Ведь у нас имеет место не банальный переворот, а добровольная отставка с передачей власти преемнику. А какой в таком случае может быть Тартар? Правильно – никакого! Иначе просто люди не поймут.
– Тогда, – сказал я, поняв, о чем идет речь, – требуется комфортная государственная дача на природе, в каком-нибудь слабозаселенном или необитаемом месте, с надежной изоляцией от внешнего мира, чтобы клиента снова не потянуло заниматься политикой. Ну и обслуга – чтобы, с одной стороны, могла с гарантией обеспечить все потребности Зевсия Кроновича, а с другой стороны, была бы легко возобновляемой в связи с бессмертием клиента.
