разбойника Грабша. Город кишел Грабшами: высокими и низкими, толстыми и худыми, желавшими попугать маленьких детей и старушек. Только им это редко удавалось. Все ведь знали, что настоящий Грабш — в тюрьме.
Напротив полицейского участка устроили ярмарку с аттракционами — тиром, каруселями, пещерой ужасов; установили качели-лодочки и киоски с жареными сосисками и сахарной ватой. С утра до вечера там гремела музыка, из тира доносились выстрелы, из комнаты страха — вопли и визг, а с каруселей — смех. Ромуальд Грабш очень скучал по тихому лесу.
Как пожарный стал акушером
Карнавал кончался во вторник. А в воскресенье в пещере ужасов вдруг начался пожар. Толпа бросилась врассыпную. Завыла сирена, примчались пожарные и потушили огонь. Вжавшись носом в решетку, Грабш наблюдал. Ну-ну, пожарная команда. Раз в году, а то и чаще они приезжали и к нему в Воронов лес: спасать полицейских, провалившихся в болото во время поисков разбойника и его пещеры. В прошлый раз один пожарный сам чуть не утонул в трясине. Грабш вытащил его, а на следующий день они с Олли проводили его до опушки. Приятный человек. Никому не проболтался, где пещера разбойника, хотя полиция дала бы немало, чтобы это узнать.
Скоро пожар потушили, и только дымок поднимался над кучей золы. Пожарные сворачивали шланги. Вдруг к подвальному окошку склонилось лицо в пожарной каске — симпатичное мужское лицо.
— Вы не узнаете меня, господин Грабш? — спросил пожарный. — Помните, летом в лесу вы спасли мне жизнь, а я потом починил ваше радио.
— А, это ты! — поразился Грабш.
— Честно признаюсь, мне так жаль, что вас поймали, — сказал пожарный. — Вы заслуживаете лучшего, чем собачья жизнь тут в подвале. Со мной вы обращались очень хорошо. А как поживает ваша уважаемая супруга?
— Плохо, — вздохнул Грабш. — Осталась в лесу одна с того дня, как меня замели. Может быть, уже умерла. От голода. Или холода.
— Боже мой! — ужаснулся пожарный. — Кто-то должен о ней позаботиться! Я схожу проведать ее прямо сегодня. Прямо сейчас. Но как дойти до пещеры? Я страшно опасаюсь болот!
Грабш оживился и очень заволновался. Он кивнул пожарному, жестом подозвал его поближе и зашептал:
— Они в это время промерзают насквозь. Можешь спокойно идти, не провалишься. Только не говори никому. Заходишь в лес, идешь прямо, у большого дуба — направо. Как перейдешь болото — позови ее. Если жива, она отзовется. И ты поймешь, где пещера. И скажи ей, что я думаю о ней почти все время. Передай ей, что я скоро приду. Передай еще…
Но пожарный уже отошел от окна. Его команда собралась, пожарная машина сигналила, пожарный вскочил в нее, помахал на прощание и уехал. А как только машина вернулась в гараж, он побежал домой, снял форму, отмылся от сажи, сложил полный рюкзак съестного, надел самую теплую куртку, зимние сапоги и толстую шерстяную шапку и отправился в лес.
Три часа он шагал по сугробам, по заснеженному черничнику, мимо большого дуба и наконец заскользил по льду на болоте. Перебравшись на ту сторону, он оказался в густых зарослях ежевики, где на колючках застряли пучки волос из бороды Грабша. Не успел он подать голос, как услышал, что кто- то жалобно стонет.
— Госпожа Грабш? — позвал пожарный. — Это вы? Я иду к вам! Вы только не бойтесь, я тот пожарный из болота, помните, прошлым летом?
Ему пришлось повозиться, пока он нашел лаз в зарослях ежевики. А оттуда уже виднелся вход в пещеру, он вошел и оказался в полутьме. Горела одна-единственная свеча. На куче листьев, бледная, с ввалившимися щеками и растрепанными волосами, лежала Олли и корчилась от боли.
— Что это у вас происходит, госпожа Грабш? — спросил пожарный. — Живот болит?
— Я рожаю, — прокряхтела она, — но ребенок никак не вылезает.
— Это мы мигом, — решительно сказал он, скинул рюкзак, снял куртку и засучил рукава.
— А разве вы знаете, что надо делать? — слабым голосом поинтересовалась Олли.
— Настоящий пожарный готов помочь в любом положении, — сказал он. — И потом я вырос на ферме. И всегда смотрел, как наши коровы телились.
И он принялся за работу.
— Ваш уважаемый супруг передавал вам привет, — сообщил он. — Раз-два, взяли! Головка уже снаружи. Головастый!
— Бедный Ромуальд, — заплакала Олли. — Как он там? Ему хватает еды? Он не мерзнет?
