Он смущенно поглядывал на нее с высоты и тоже пожал ей руку — так, что она вскрикнула от боли и даже присела.
— Что случилось? — испугался он.
— Зачем было так давить? — недовольно спросила она.
— А я давил?
— С таким же успехом я могла прокрутить себе руку в мясорубке! — отозвалась Олли.
Но и тряся отдавленной рукой, она с любопытством осматривалась. Только видно было не много. В пещере было темно.
— Ну и ну, — сказала она. — Куда это вы меня принесли? Прямо мурашки по коже. Тут просто жутко: воняет, как на помойке, и кости кругом валяются. Это медвежья берлога?
— Это, — сказал Грабш, — моя берлога. Тут я живу.
— Разве тут можно жить? — ужаснулась она.
Он нащупал спички и зажег свечу, укрепленную на каменном выступе. Пламя затрепетало, осветив стены и потолок.
— Ой, мамочки, — вздохнула Олли, покачав головой, — какая неуютная пещера! Мрачная, сырая, потолок слишком высоко, а пол весь в колдобинах. Поживешь тут — поневоле станешь разбойником!
Грабш слушал ее молча, безвольно опустив руки. Ей стало его жалко.
— Я не хотела вас обидеть, господин Грабш, — сказала она. — Просто в первый момент я так… так удивилась. Такую… квартиру я еще никогда в жизни не видала. Мне нужно к ней немного привыкнуть.
И она забегала по пещере туда и сюда. Вытерла крошки со стола. Сунула нос в очаг, стукнулась лбом о закопченный котел. Оглядела огромный шкаф. Поправила розовое одеяло на куче сена, вспугнув летучую мышь, которая тут же бесшумно взмыла к потолку.
— Здорово! Если приглядеться, даже отлично, — сказала Олли. — Хоть что-то новенькое! Правда, сначала надо тут навести чистоту, а потом добавить уюта: вынести кости и сено, положить подушки, на стены повесить шкуры, на пол — коврики. Но вы же промокли до нитки, господин Грабш! Хотите заработать воспаление легких?
И не успел он что-либо ответить, как она выхватила у него из рук спички и принялась разводить огонь в очаге.
Вскоре под котлом уже полыхал огонь. Она с трудом подвинула к очагу один из двенадцати неподъемных стульев и сказала: «Садитесь, господин Грабш!»
Он послушался и, как завороженный, с громким вздохом опустился на стул. Сначала Олли стянула с него мокрую рубаху — которая расползлась у нее в руках. Потом выжала ему бороду. Полотенца она не нашла, поэтому голову и бороду она вытерла насухо сеном.
— Батюшки мои, вот это мочалка! — всплеснула она руками. — Вы когда причесывались в последний раз?
Он долго думал, а потом сказал:
— Никогда.
— А еще у вас вши, — причитала она. — Надо что-то делать. Нужен специальный порошок!
— А где его можно украсть? — спросил он.
— Иногда ведь можно получить что-то в подарок, правда? — ответила она. — Завтра я принесу порошок и наведу здесь порядок. Смотреть на вас жалко, честное слово. А теперь мне пора идти. До свиданья, до завтра!
С этими словами она схватила свой бидончик с черникой и выскользнула из пещеры, не пожав руки Грабшу. И тут громыхнул такой гром, какого до сих пор не было. Свечу задуло, и огонь в очаге чуть не потух. Олли взвизгнула от ужаса и помчалась в чащу, прямо в ближайшее болото. К счастью, Грабш большими шагами бросился за ней и успел ухватить за рыжие кудряшки. Так он и вытащил ее из болота. Только бидон с черникой не удалось найти, как он ни шарил в трясине.
— Дома будет скандал, — пожаловалась Олли, вытирая с носа болотную тину. — Я живу с тетушкой, Хильдой Ух. Она ух какая строгая. Непременно рассердится. Но все равно, большое спасибо, что спасли мне жизнь. И как это гроза так быстро вернулась?
— Это не гроза, — сказал Грабш. — Это был я. Просто я чихнул.
И тут Олли расхохоталась. Она смеялась сама над собой. Это не каждый умеет. Забавно было смотреть, как она семенит по лесу, вся в зеленой тине и ряске.
— Около большого дуба налево, — крикнул ей вслед Грабш, — а то опять угодишь в болото!
— Спасибо! — прокричала она в ответ. — А про пещеру я никому не скажу!
Он смотрел на Олли, пока та не скрылась из виду. А потом побрел к себе в пещеру. Там он сел на стул у огня и сидел так, пока маскировочные штаны не просохли до треска. Все это время он пальцами расчесывал бороду и говорил летучим мышам:
— Завтра не гадить тут мне! Завтра у меня гости.
Он еще раз со страшной силой чихнул. Потом вышел за порог, сорвал несколько листков мать-и-мачехи, чтобы высморкаться, и сообщил им:
— А про пещеру она никому не скажет.
