Однажды майским вечером они снова сидели вместе на печной дверце у болота, слушали, как постукивает ветряк, и Олли сказала:
— Наверно, родится великан, как ты. И скорее всего — мальчик.
— Хорошо удобренный, — заметил Грабш. — А то и двое.
— Тогда надо будет звать на подмогу бабушку Лисбет, — вздохнула Олли. — Четверо малышей — это уму непостижимо. Кто-то один всегда будет орать. Как же я буду спать?
Грабш мечтательно вгляделся в болото, над которым танцевали стрекозы, и с нежностью прошептал:
— Если родится мальчик, назовем его Олл, ладно?
Олли согласилась, что имя — просто очаровательное. Она ласково забормотала в бороду Грабшу:
— А если двойня, второго назовем Ром!
Тут приковыляла Салка, за ней приползла Лисбет. Они тоже хотели посидеть в бороде у папы.
— Лезьте к нам, дети, — позвала Олли, — на вашем папе места хватит всем.
Вечер был такой мирный, что Грабшу это показалось подозрительным. В этом году полиция еще не показывалась в лесу. Надо было держать ухо востро.
Время шло, и Олли все полнела, как воздушный шарик, который продолжали надувать.
— Смотри только не лопни! — переживал Грабш и посоветовал ей не выходить из родильной комнатки — до самых родов.
— Как ты себе это представляешь? — возмутилась Олли. — Я в ней уже не помещаюсь! И вообще, сегодня мне надо собрать редиску.
И она оставила его одного с нехорошим предчувствием, а сама направилась в огород. В дверь она протискивалась с трудом.
— Если тебя разнесет еще немного, вечером ты не пролезешь в дом, — вздохнул Грабш.
Но вечером этого ясного августовского дня Олли уже похудела. Это получилось так: утомившись дергать редиску размером с футбольный мяч, она решила передохнуть под музыку, прилегла в морковной роще и включила радио. И тут оказалось, что время пришло. Не успела она пошевелиться, как начались роды.
— Ромуальд, — оглушительно закричала она, — посади Салку и Лисбет в манеж!
Грабш, который только что занялся постройкой сарая, чтобы хранить сено для морских свинок и небывалый урожай, от неожиданности уронил бревно. Когда он примчался в морковную рощу, ребенок уже родился. Скромных размеров девочка. Грабш рот разинул: как эта крошка могла распирать гигантский живот Олли?
— Еще не все, — стонала Олли.
— Опять не в твоей комнатке! — сердился разбойник.
— Не сердись, лучше помоги мне, — кряхтела Олли.
— Где, как, что делать? — бормотал Грабш.
— А вот и номер второй, — еле слышно прошептала Олли.
А потом родился еще малыш. И еще. И еще. И еще. И наконец последний. Олли лежала без сил, в окружении детей и редисок, похудевшая, и вздыхала с облегчением.
Семь девочек. Семерняшки: трое рыженьких, четверо черноволосых.
— Ой, мамочки… — растерялся Грабш.
— Выключи радио, — сказала Олли. — Шума теперь хватает.
Полиция — друг и товарищ Грабша
Не успел Грабш опомниться от появления семерых новых дочек, как с того берега послышался треск веток и отчетливый шепот. А потом из-за болота донеслось кваканье мегафона:
— Сдавайтесь, разбойник Грабш! Мы знаем, что вы здесь! Сопротивление бесполезно. Руки вверх, и переходите на наш берег!
Разбойник запаниковал. В три прыжка он очутился на краю болота и пробасил громовым голосом:
— Сегодня не выйдет! У меня жена родила семерню только что!
— Ха-ха-ха, — ехидно засмеялись в ответ.
— Хотите, пошлите сюда кого-нибудь, пусть собственными глазами посмотрит, — крикнул Грабш.
— Чтобы его засосала трясина? — сердито уточнил капитан Штольценбрук.
