не ребёнок, чтобы за мной присматривать. И если вы собираетесь выстроить на этом теорию...
- Простите, Юрий, но я всего лишь уточнил время, когда у вас появились странные сны. Эту нужно для дела.
Самохин ещё с полминуты сопел, взъерошившись, но всё же взял себя в руки:
- Ладно. В общем, сны стали чётче, когда на ладони появилась отметина. А снотворное их убило - забористая штука.
- Да, таблетки, грубо выражаясь, усиленные. Вне Земли кошмарные сны - не редкость, такие препараты нужны. Но давайте вернёмся к нашей проблеме. Вы ищете способ, чтобы лучше запомнить картины из зазеркалья. Так?
- И чтобы я проснуться успел, пока 'химеры' меня не сгрызли. Можете помочь?
- Постараюсь. Вы правильно рассудили, что во сне пригодится 'якорь', но, по-моему, нет нужды что-то изобретать специально. Ведь знак, который, в каком-то смысле, соединяет сон с явью, уже закреплён у вас на ладони. Сосредоточьтесь на нём, когда будете засыпать, а потом постарайтесь взглянуть на него ещё раз, как только окажетесь по ту сторону.
- Гм, пожалуй, звучит логично. Но как-то слишком уж просто.
- А сила - она всегда в простоте, - улыбнулся психолог всё так же бледно. - Когда будете готовы, попробуем.
- Давайте прямо сейчас, не хочу тянуть.
- Тоже правильно. Тогда занимайте место.
Самохин лёг на кушетку. Над изголовьем был закреплён прибор - нечто вроде массивного монитора на поворотном кронштейне. Виталий Фёдорович, пробежавшись пальцами по сенсорной панели, сказал:
- Я буду контролировать сон, чтобы вас вовремя разбудить.
Он повернул к студенту экран, на котором появилось изображение - красный круг со скрещёнными клинками. Та самая фотография со скалы.
- Слушайте мой голос, Юрий. Вы засыпаете.
ГЛАВА 8. КОНСЕРВЫ
Марк проснулся.
В комнате было полутемно - дом стоял у кромки пригородного леса; худосочные грабы, ёжась, тянули к окнам свои озябшие пальцы. Сырость, настоянная на прелой листве, просачивалась в щели над подоконником.
Он осторожно выбрался из постели. Голова ожидаемо закружилась, но это была сущая ерунда по сравнению с предыдущими сутками, когда комнатёнка раскачивалась, как судовая каюта в шторм, стены таяли, обнажая изнанку мира, и с той стороны подступали тени. Марк отворачивался, не желая их видеть, но они терпеливо ждали у изголовья. Иногда он, не выдержав, оглядывался на них - и не мог толком рассмотреть, потому что вокруг дрожало пыльное марево, подсвеченное тошнотворным багрянцем. Он зажмуривался, утыкался лицом в подушку и час за часом лежал, вцепившись в диван, словно утопающий - в обломок разбитой мачты. Сон наваливался, но вместо облегчения приносил очередное облако пыли...
И вот теперь всё это наконец прекратилось.
Пол под ногами обрёл восхитительную устойчивость, а мебель уже не грозила перевернуться - два раскладных дивана, трюмо, потёртое кресло и циклопический ископаемый шифоньер, занимавший почти полкомнаты. На окнах - занавески из тюля и коричневатые шторы; и те, и другие раздёрнуты по углам в попытке нацедить с улицы ещё хоть немного света.
Эля, кажется, говорила, что ради экономии снимает однушку вдвоём с подругой, но та недавно обзавелась перспективным хахалем и дома появляется редко. Что ж, огромное ей за это человеческое спасибо.
Неожиданно зачесалась ладонь, и он машинально поглядел на неё. Круг с крестом, нарисованный ручкой несколько дней назад в качестве 'шпаргалки', уже совершенно стёрся, и всё равно возникло странное чувство, что знак - пусть даже незримо - до сих пор остался на коже; надо лишь внимательно присмотреться, и из памяти всплывёт нечто важное...
На кухне лязгнула сковородка, что-то зашипело призывно. Марк уловил чарующий мясной аромат и тут же забыл о каракулях на ладони. Давясь слюной, торопливо натянул джинсы, валявшиеся на кресле. Рубаха, правда, куда-то запропастилась; он даже заглянул под диван, но там обнаружилась лишь опорожненная водочная бутылка - одна из тех, что он притащил с собой.
Запах между тем дразнил всё сильнее. Поколебавшись, сыщик решил, что голое брюхо предпочтительнее пустого, махнул рукой и пошёл на кухню. Собственно, идти было всего ничего - три шага через лилипутскую прихожую-коридорчик.
Эля в шортах и маечке возилась у плиты - переворачивала котлеты. Заслышав его приближение, оглянулась, и на её лице отразилась нечто вроде
