Брак холостит душу (сборник)

Стихотворение написано в 1814 году и при жизни поэта напечатано не было. Пушкину было пятнадцать лет, он учился в Царскосельском лицее и переживал личностное становление, экспериментируя с любовными переживаниями и поэтическими формами – так он не обошел жанр мадригала и стиля рококо. Уже в то время в стихотворении прослеживается знаменитое сплетение иронии и развратности, которые позже с блеском превратятся в пушкинский стиль. В рококо входит: культ галантных отношений, гедонистическая философия, ощущение жизни как иллюзии, острота и мимолетность впечатлений, внешняя красота. Всё это вкупе очень похоже на дальнейшую философию жизни самого Пушкина, очертания которой проявились уже сейчас, на балах в лицее и поэтических опытах. По общепринятой версии, стихотворение обращено к замужней сестре товарища Пушкина по лицею А.М. Горчакова – Елене Михайловне Кантакузен. Пушкин познакомился с Еленой Михайловной в 1814 году, она часто навещала брата в Царскосельском лицее и посещала знаменитые лицейские балы. Немного позже она вышла замуж за участника Отечественной войны 1812 года князя Георгия Кантакузина и уехала с ним жить в Кишинев, где Пушкин снова стал с ней видеться во время своей южной ссылки. Они жили в одном доме – два брата Кантакузины с женами и… поэт, ставший любимцем и завсегдатаем дома. Позже Георгий Кантакузин увез жену в маленькую глухую деревню в Молдавии, где Елена Михайловна прожила почти тридцать лет – вдали от общества и светской жизни. Молодой и красивой Леной Горчаковой увлекался и лучший друг Пушкина И.И. Пущин, именно благодаря ему и известно, кому посвящено стихотворение «Красавице, которая нюхала табак». Исследователи также отмечают метаморфозу, которую претерпела история этого стихотворения – от сомнений в авторстве до безоговорочного его признания, от неуклюжести шуток до магического юмора.

Красавице, которая нюхала табак

Возможно ль? вместо роз, Амуром насаждённых,
Тюльпанов, гордо наклонённых,
Душистых ландышей, ясминов и лилей,
Которых ты всегда любила
И прежде всякий день носила
На мраморной груди твоей, —
Возможно ль, милая Климена,
Какая странная во вкусе перемена!..
Ты любишь обонять не утренний цветок,
А вредную траву зелёну,
Искусством превращённу
В пушистый порошок!
Пускай уже седой профессор Геттингена,
На старой кафедре согнувшися дугой,
Вперив в латинщину глубокий разум свой,
Раскашлявшись, табак толчёный
Пихает в длинный нос иссохшею рукой;
Пускай младой драгун усатый
Поутру, сидя у окна,
С остатком утреннего сна,
Из трубки пенковой дым гонит сероватый;
Пускай красавица шестидесяти лет,
У граций в отпуску и у любви в отставке,
Которой держится вся прелесть на подставке,
Которой без морщин на теле места нет,
Злословит, молится, зевает
И с верным табаком печали забывает, —
А ты, прелестная!.. но если уж табак
Так нравится тебе – о, пыл воображенья! —
Ах! если, превращённый в прах,
И в табакерке, в заточенье,
Я в персты нежные твои попасться мог,
Тогда б в сердечном восхищенье
Рассыпался на грудь под шалевый платок
И даже… может быть… Но что! мечта пустая.
Не будет этого никак.
Судьба завистливая, злая!
Ах, отчего я не табак!..

Дельвигу

Стихотворение является начало письма Пушкина к близкому своему другу барону Антону Антоновичу Дельвигу, отправленного из Кишинева 23 марта 1821 года. Антон Дельвиг был другом поэта ещё в Царскосельском лицее. Дельвиг происходил из древнего рода немецких баронов (давно обрусевших, поскольку немецкого Дельвиг уже не знал) и почти всю жизнь прослужил в Министерстве внутренних дел, умер молодым, от тифа, в возрасте тридцати двух лет. Если судить по количеству произведений, обращенных к Дельвигу, Пушкина связывали с другом особенные отношения. «Праздный мир не самое лучшее состояние жизни. Даже и Скарментадо кажется неправ[2] – самого лучшего состояния нет на свете, но разнообразие спасительно для души!» – пишет поэт другу. Также в письме Пушкин просит Дельвига узнать, что «творится» с его братом Львом, шутит над Кюхельбекером и его поездкой в Париж, упоминает «девственную Людмилу», а также с невыразимой нежностью обращается к самому Дельвигу: «В твоем отсутствии сердце напоминало о тебе, о твоей музе – журналы. Ты всё тот же – талант прекрасный и ленивый. Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки. Напиши поэму славную, только не четыре части дня и не четыре времени, напиши своего «Монаха»[3]. Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – твой истинный удел – умертви в себе ветхого человека – не убивай вдохновенного поэта». Упомянутый в тексте Тимковский Иван Осипович – это петербургский цензор в 1804–1821 гг. С цензурой у поэта были сложные отношения, а с цензорами – исключительными, почти интимными, поскольку от них зависела его дальнейшая жизнь, но и к ним Пушкин относился с иронией. На Тимковского у Пушкина есть целая эпиграмма (почти признание в любви), написанная в 1824 году:

«Тимковский царствовал – и все твердили вслух,

Что в свете не найдёшь ослов подобных двух.

Явился Бируков, за ним вослед Красовский, —

Ну, право, их умней покойный был Тимковский!»

Из-за восстания в Греции в Кишинев хлынул поток сербов, румынов, албанцев, болгар и греков в сопровождении дам известного поведения. Из дневника Пушкина 2 апреля 1821 года: «Вечер провел у H.G. – прелестная гречанка». Существует предположение, что Пушкин имел в виду Елену Гартинг, которая, правда, гречанкой не была, а принадлежала к старинному молдавскому роду. После, когда Пушкин разочаровался в восстании, свою энергию он перебросил (как всегда) в ухаживания за женщинами. Дошло до того, что Пушкин стал смущать барышень во время церковной