Фыркнув, Хуан отвернулся. Он чувствовал досаду и обиду, хотя не знал на кого он сердился сильнее — на Ифаня или на самого себя. С самого первого момента, как он увидел Ву, он был им покорен. Хотя грубость альфы заметно оттолкнула омегу, ему хотелось надеяться, что это лишь первая реакция и, когда они познакомятся ближе, командор изменит свое отношение. Вот только с ходом времени этого так и не произошло, хотя Тао надеялся до последнего. Наверное, надежда не покинула его даже сейчас.
Ифань недоумевая глядел на парня, который так внезапно ни с того ни с сего вспылил, а затем заметно расстроился. Не желая нарываться на очередную ругань, мужчина прислонился к стене.
В помещении вновь воцарилась тишина, нарушаемая редкими шорохами, когда омега ёрзал на месте.
Как бы командор ни старался, поведение омеги оставалось для него непонятным. На его памяти Хуан впервые вел себя так странно, хотя, наверное, эта странность началась ещё в лагере, когда они поругались в его кабинете в последний раз. Посмотрев на Тао, Ву нахмурился. Постепенно в комнате становилось прохладней, и Хуан все сильнее сжимался, стараясь сохранить тепло. Из-за того, что помещение ни коим образом не отапливалось, ночной холод проникал с улицы внутрь.
— Шкет.
Омега фыркнул, отвернувшись принципиально к стене, но заметно поёжился.
— Собираешься игнорировать меня как в лагере? — парень даже головы не повернул в сторону мужчины, тем самым сильнее задевая его, — Эй, рядовой Хуан! Что в этот раз не так?
Рыкнув, омега всё-таки развернулся яростно выпаливая:
— Если честно всё ни так! Это дурацкое прозвище! И ваше вечное хамство и грубость! Ваше надменное отношение! И главное — моя глупость и бессмысленные старания что-то вам доказать, хотя вам это, разумеется, и даром не было нужно!
— Объясни толком, что не так? Я не понимаю!
Тао набрал полную грудь воздуха, точно намереваясь перейти на крик, но так же резко выдохнул, сдуваясь, и тихо, как-то обреченно, произнес, устремив взгляд в пол:
— Я влюбился в вас. Но, несмотря на все мои старания, вы не видите во мне ни то, что своего омеги, вы вообще во мне омегу не видите. Для вас, я не более чем помеха и проблема.
Хуан поджал губы, а Ву ошеломленно смотрел на него, будто его контузило второй раз. Меж тем актер горько усмехнулся.
— Я просто хотел стать достойным актером. Потратил на это несколько лет. Работал без продыху, без перерывов. В итоге вляпался в дурацкий скандал, оказавшись в армии. Думайте, я был счастлив этому или рвался сюда? Мне с самого начала не оставили выбора! Надеялись, что я сбегу? А если мне некуда было бежать? Да и я как болван старался показать вам, что не так плох, как вы думаете. И оказалось всё зря. Хотя, наверное, я сам виноват. В любом случае, это глупый финал для глупого омеги, оказаться в плену и ждать момента, когда тебя изнасилуют и убьют. А я ведь даже никогда не был с альфой…
Командор нервно сглотнул. Он был уверен, что уж теперь парень заплачет, но Тао только сжался сидя в комок и погрузился в свои мрачные думы, подрагивая всем телом.
Первая растерянность сменилась жалостью и сочувствием, перешедшими в спонтанную нежность. Ифань оправдывал себя тем, что жить им осталось недолго, а потому решился сделать то, что вряд ли сделал бы при иных обстоятельствах.
— Тао, иди сюда.
Омега поднял взгляд, посмотрев на мужчину. Подняв руки, Ву развел их чуть в стороны, делая кольцо. Видя сомнения во взгляде парня, альфа, точно оправдываясь, добавил:
— Ты же замерз. А это немногое, что я могу для тебя сделать.
Быстро взвесив все против и за, Хуан, не став дожидаться, когда его начнут уговаривать, прополз ближе к мужчине, нырнув в кольцо теплых рук. С некоторой робостью придвинувшись ближе к командору, Тао тихо и облегченно выдохнул, вызвав на лице Ифаня мягкую улыбку.
Опустив руки, командор придвинул парня ближе к себе, тихо спрашивая:
— Так ведь лучше?
Подняв голову, заглядывая альфе в глаза, омега тихо с нежностью выдохнул:
— Лучше. Намного.
Смущенно улыбнувшись, Тао придвинулся ближе, садясь полубоком, опуская голову мужчине на плечо. Ву хмыкает, поражаясь стремительности смены настроения Хуана, а так же тому, как по-хозяйски он устраивается в его руках. Опустив взгляд на прикрывшего глаза омегу, Ифань задумчиво произносит:
— Я прошу прощения за свои слова и действия, — открыв глаза, актер, не отстраняясь, поднимает взгляд, внимательно рассматривая черты лица командора, — Хотя я ума не приложу, чем мог тебе понравиться.
— Наверное, я просто мазохист. Хотя прежде такого за собой не замечал.
