Тля. Антисионистский роман

«Не из кого и никогда
Не создавал себе кумира,
Спины не гнул пред сильным мира
И дня не прожил без труда».

Или восторженное:

«Так живи, чтоб жалости
Ты не вызвал ни в ком,
Чтобы приступ усталости
Был тебе незнаком,
Чтоб подальше, сторонкою,
Обошла тебя хворь.
Песню петь - только звонкую,
Спорить - яростно спорь».
Или чеканное, как вызов:
«Если в глаза подлецу
Не смеешь сказать ты “Подлец!”,
Какой же ты сын отцу,
Какой же ты детям отец?
Если ты видишь грабеж,
Пусть ты безоружен, один,
Но мимо молча пройдешь,
Какой же ты гражданин?!»

Возвратясь в Москву, я предложил некоторым газетам стихи из «Дневника поэта», и они были опубликованы. По просьбе главного редактора «Огонька» я составил книжечку стихов Ценского для журнального приложения. Сборник этот вышел в свет летом 1958 г. Я купил пачку книжечек и намеревался отвезти их в Алушту, чтобы порадовать уже тяжело больного Сергея Николаевича. Но вдруг звонок врача из Кремлевской больницы Колесниковой. Она сообщила мне, что Сергея Николаевича привезли в Москву и госпитализировали и что он хочет видеть меня. Взяв несколько экземпляров стихов, я тотчас же поехал в Кремлевскую больницу. Сергей Николаевич был в тяжелом состоянии, сокрушенный неизлечимым недугом. При нем в больнице постоянно находилась его супруга Христина Михайловна. Возле кровати на тумбочке лежали толстая тетрадь и карандаш.

- Вот, не расстается с «Дневником поэта». А врачи запрещают, - сказала Христина Михайловна. - Может, вы уговорите его оставить «Дневник» до выздоровления.

Я не стал уговаривать: может, последние записи облегчали его физическое и духовное состояние. Он понимал, что выздоровление не наступит, и смиренно молвил:

- Жизнь меня под руку толкнула.

Я навещал его в больнице каждую неделю. Больно было смотреть, как уходят от него силы, - медицина была беспомощна. Ему шел 83-й год, разум его по-прежнему был здрав и светел. При встречах он старался скрывать свои мучения, улыбался, шутил. В начале сентября из больницы Сергея Николаевича перевезли на его московскую квартиру. На другой день мне позвонила Христина Михайловна и попросила приехать. Сергей Николаевич лежал в своем кабинете. Сильно исхудавшее лицо его приняло аскетические черты, глаза светились тихой грустью. Он почему-то вспомнил наш алуштинский разговор о травле, о критиках-евреях. Сказал:

- На руководящих постах в литературе есть и русские, но обязательно женатые на еврейках. Они исповедуют космополитизм и кисло морщатся при слове «патриот». Фадеев, Сурков, Федин...

- Можете не продолжать, - заметил я. - Их целый легион. Институт жен - это одна из стратегий сионистов. Такое положение не только в искусстве и литературе, но и в высших сферах власти.

- И Сергею Николаевичу пытались подложить невесту, - сказала Христина Михайловна. Сергей Николаевич тихо улыбнулся и кивнул, а она