Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

Душа. Скажи же, отец мой, для чего там же кроме некоего дня великого и кроме дома некоего поминается и о Царствии Божием? «Не должен есть, пока скончаются в Царствии Божием».

Дух. Почему дремлешь? Не слышишь ли, что третий день и царствие есть то же. Не забывай, что светлая седмица есть столп, град, дом и престол митропольский. Тут сидит, судит и начальствует племенам земным тот: «Ты кто? И говорит им Иисус: начаток». Солнце есть день, столп – горница. Тут Царствие Божие, сиречь правление, власть и начало. «Даст ему Господь Бог престол Давида, отца его». «Се Бог наш суд воздает!»

Душа. Я слыхала, будто лучше читать: «Говорил, что мустом наполнены суть», нежели так: «Что вином наполнены суть».

Дух. Как хочешь, читай, но мудрствуй о Боге. Ведь о вине можно сказать то же, что о воде: «Сие же говорит о духе».

Душа. Не сей ли есть оный столп облачный и огненный, ночью и днем ведущий Израиля?

Дух. Сей есть оный самый.

Душа. Для чего же в римской Библии читают: in columna nubis, сиречь в столпе облачном, а не читают: in turri nubis?

Дух. Преткнулся толковник. Правда и приличность вопиет, да будет столп столповидным жилищем. Равно претыкаются иконописцы, вмещающие Симеона Столпника[298] на колонне, не на виноградной горничке с балконцем, как видно из притчи: «Создал точило и столп», сиречь горничку в винограде. Чему ты усмехнулась?..

Душа. Знаешь, Господи, и тайны мои. В кафедральном Софийском храме главная икона, образующая дом премудрости, выставила семь колонн, поддерживающих стену. Ныне вижу их обман. Сверх того смех мне сотворили книжники безминервные. Они Диогена[299] загнали в бочку. Одно неразжеванное слово рождает смешные вздоры. Как можно жить в бочке или на колонне?

Дух. Но не вельми будь любопытна в ветошах и в рубищах. Термин, или слово, есть рубище! Путь израильский не к ним, но через них. Забудь столпы твои. Спеши к оным нерукотворенным: «Обилие в столпостенах твоих». Там пир, трапеза, хлеб, вино, и невестник, и невеста. «Ведите меня в дом вина». «Пойду себе к горе Смирнинской». Там Иерусалим. Там мне мир. «Возвеселился о сказавших мне: в дом Господень пойдем». «Там сели престолы на суд». Из сей горы Девора изнесла суд на Сисару. Из сей кущи Иаиль, вырвав кол, пробила ему сквозь око голову. Из сего града Иудифь вышла и отняла голову Олоферну. Из сего столпа жена жерновым уломком сокрушила Авимелеху темя. Из сего дома принесла хлебы и вино, мясо и смоквы и муку чистую прекрасная Авигея Давиду возлюбленному. Видишь, душа моя, в какой дом желает невеста?

«Ведите меня в дом вина!»

Душа. Хотелось бы мне знать жену, сокрушившую темя Авимелеху. Вот героиня!

Дух. Она ведь есть невеста нашего Соломона. «Свергнет-де жена одна улом жернова». А не слышишь Соломона? «Едина есть голубица-то моя». Смотри, куда сия голубица ведет хор дочерей иерусалимских? К воротам их, куда и Давид хочет прилепиться. «В воротах дочери Сиона». Тут игумен сидит и кушает хлеб свой. Тут праздник и торжество. Но где? Слышь! В полудне, в солнце. «Тот есть Бог нага. Тот упасет нас вовеки». «Войди в сад мой, сестра моя». «Ешьте, ближние, и пейте и упейтесь, братия!»

Глава 5-я О злобе змииной. Песнь[300]

Кто даст мне посребренны крылья голубины?
Кто даст рамена орла великого ныне?
Да лечу сквозь присно о бозе
От земна края даже до рая
И почию.

Се ехидн лютый бежит, се меня достизает!
Се челюсть адску на меня люто разверзает!
Поглотить хочет. Ядом клокочет.
Василиск дивый, аспид пытливый.
Ах, мне горе!

Вод горьких хляби студно изблевает черный.
Се мрак! Се облак покрыл меня ныне вечерний!
Увы, мне ныне! Увы, едино
Гонит всем адом меня со чадом.
Нет мне мира…

Дух. Что ты, душа моя, думаешь в уединении? Зачем ты печальна?

Душа. Амурюсь, пою и плачу в пустыне с возлюбленною дочерью израильского князя Иеффая единородною и с подругами ее на горах святых. Плачу с Иеремиею над Иерусалимом. Стражду и болезную с непраздною, облеченною в солнце женою, рождающею сына…

Дух. Плачь! Но разумей и различай время слез и время смеха. Знай: есть ведь время, но есть же опять сверх того и время времен, сиречь полувремя и блаженное оное время: «Очи всех на тебя уповают, и ты даешь им пищу во благо время». Плачь в притворе и в дверях, да возрадуешься внутри алтаря. Княжеская дочь по горам святым плачет на то, да будет Богу радостна жертва. Плач ведет к смеху, а смех в плаче кроется. Приличный плач есть то же, что благовременный смех. Сии две половины составляют одно: так, как пищу – голод и сытость, зима и лето – плоды, тьма и свет – день, смерть и жизнь – всякую тварь, добро и зло – нищету и богатство, Господь сотворил и слепил во едино. Но какая речь тебя побудила к слезам?

Душа. Жалость меня съедает о прекрасных дочерях иерусалимских. Отвержение от жениха, уничтожение праздников, пременение в плач торжества и в пепел превращение ликов… Боюсь, да и меня с ними не пожрет водная буря и потоп…

Дух. Не бойся же! Глянь в гору! Что то над тобою?

Душа. Ах, Боже мой! Вижу две птицы.