— Нет, не загнул! А чтобы поверили, демонстрирую курьез! Я сам, персонально, конфисковал на ярмарке у Демка Петровича глиняного черта, у которого долговязость фигуры, модель головы и округлость обеих щек были совсем похожи на меня. Покупатели смотрели на черта, а насмехались надо мной, о чем могут сказать записанные в мою книжечку свидетели. Вот таким образом этот индивидуум может дискредитировать не только меня, но и руководство всего нашего уезда. Я прогрессивно вперед забегаю!
— Смотрел бес в воду и только видел черта, — хмыкнул дядька Стратон.
— Показывайте, человече, свои фантазии! — обратился к гончару Василий Иванович.
Демко Петрович бросил на Юхрима хитринку, вздохнул и спросил у председателя:
— А какие же вам показывать фантазии? Возможные и невозможные, как говорит фининспектор, или только возможные?
Юхрима аж залихорадило:
— У вас снова объявились невозможности?
Демко Петрович невинно ответил:
— И на них хватило глины.
Юхрим вперил глаза в гончара:
— Не трясите беду — отряхнете горе!
Мастер возмутился, снял старость со спины, выпрямился:
— Чего ты меня, копеечный, пугаешь то рублем, то горем? Если на то пошло, перепугаю тебя! — он полез в мешок и начал раскладывать свои изделия на скамейке. Вот в его руке появился пучеглазый, с коржастыми щеками черт; закольцевавши себя хвостом, он держал в руке его конец, который завершался дулей.
Глянул Юхрим на черта — позеленел, негодующе тыкнул на него пальцем и сказал: «О!»
Все, кроме председателя уездисполкома, засмеялись.
— Юхрим, это же точно твоя парсуна! — хохоча, схватился руками за живот отец Себастьяна. — Вот только бы тебе на самом деле выпал такой кукиш!
Гончар вознамерился спрятать свою игрушку, но его придержал за руку Василий Иванович.
— Обождите, пусть люди посмотрят.
— А налога на чертей не будет?
— Вас не налог, а натурально, криминал ждет! Вот не я буду! — неистовствовал Юхрим и все больше становился похожим на лепленного черта.
Василий Иванович отмахнулся от угроз и прикипел к кафелине с уткой. Он долго-долго рассматривал изделия старого мастера, потом что-то вспомнил, нахмурился, обернулся к Юхриму:
— Так кто контрреволюцию создает: он или ты?
— Подумайте, подумайте, Василий Иванович, что вы при массах говорите! — раскололся на две половины голос Юхрима — первая тихо загудела, а вторая закипела, подпрыгнула вверх. И даже глаза фининспектора подкатились, стали наискось, а на окантованных губах шевельнулась испуганная улыбка. — Василий Иванович, дорогонький, разве же вы не знаете меня?
— От сегодня не знаю и знать не хочу!
— Так вы за такую мелочь, извините, за глину, обижаете человека?
— А где ты научился так обижать и унижать людей?
— Ну, вы еще меня не знаете, — грустно покачал головой Юхрим.
— Еще раз скажу: и знать тебя не хочу.
— Почему же так быстро? — Юхрим скрестил руки на груди и улыбнулся, как змей. Теперь он уже никого не боялся. — Я, натурально, понимаю: в красных казаках вам быстро надо было махать саблей, а решение принимайте не спеша, потому что поскользнетесь на глине, — она скользкая, — тыкнул пальцем на кафелину с уткой.
— Иди, скользкий, отсюда! — бледнея, понизил голос Василий Иванович. — Завтра же передашь свои дела.
— Не имеете права! Я, натурально, государственную копейку оберегаю! — взвизгнул Юхрим.
— А нам надо оберегать государство от таких болванов!
— Я и об этом скажу вышестоящим инстанциям! Я своего не подарю!
— Отворяй двери! — встал из-за стола дядька Стратон, и Юхрим сразу выскочил из хаты.
— Вот кому-кому, а мне достанется, — грустно сказала тетка Кристина, переглянулась с дядей Себастьяном, покосилась на стол и пошла хозяйничать к полке для посуды.
— За ваш талант, Демко Петрович! За то, чтобы ваши произведения и в столице порадовали людей! — чокается с гончаром Василий Иванович.
— Спасибо.
