— Хорошо, что есть возле чего толочься, — гасит улыбку мать.
— И что там доброго? Нет теперь добра ни от солнца, ни от луны, — седлает дядюшка своего неизменного коня. — Вот вы думаете, что у меня свиньи? А это не свиньи — настоящая идолова порода: одни кости и визг зашиты в шкуру. Из-за их визга, поверьте, свет мне немилый стал, потому что и ночью спать не дают.
— А вы хотя бы на ночь их немного подкармливали, — вставляет отец словцо и сразу же прикладывает кулак к губам.
— Вы за чем-то, Владимир, пришли? — не выпускает мать нить разговора.
— Дело к вам есть, Анна, не такое и большое, но дело, — вполголоса говорит дядюшка, а в четверть глаза остро смотрит то на мать, то на отца.
Этот замысловатый взгляд сначала удивляет меня, а потом я тоже прикрываю глаза и так же начинаю смотреть на дядюшку, как он смотрит на родителей. Теперь неспокойные брови и большие выпяченные веки дядюшки увеличиваются, становятся совсем похожими на улиток, выглянувших из своих хаток.
— Какое же у вас дело? — допытывается мать.
— И вот вы получили какое ни есть, но свое наследство, свою пайку, — дядюшка медленно-медленно, как из кубышки червонцы, добывает из себя слова.
От этой речи отец настораживается, а у матери испуганно просыпается надежда: а вдруг дядька Владимир раздобрится и одолжит нам денег на телку? Вот сегодня же, говорили нам, он плакал на людях, что мы остались без хаты.
— Сколько того дедова наследства — один овин с четырьмя ветрами, — вздохнула мать.
Отец пренебрежительно оттопырил подрезанные усы, а мать для него сомкнула губы в оборочку: дескать, и не вздумай выпускать свое слово. От этого на отцовских глазах снова появились чертенята. Но он так сшил губы, словно и не думал их раскрывать до какого-то большого праздника.
— Вот если бы вместо четырех ветров, хоть пара коней или коровенка была. — На широком дядюшкином лице промелькнуло что-то подобное сочувствию. Это еще больше обнадежило мать, которая и в снах грезила своей коровенкой. — Но все в руке божьей.
— И в своих руках, — не выдержал неосмотрительный отец, но перехватил от матери такой косяк, что аж пригнулся, как от грома.
— И это сущая правда, — согласился дядька Владимир и уже в полглаза взглянул на свои черпакообразные руки, которые тоже роскошествовали не в перстнях, а в мозолях. — Так вот я и говорю: получили вы, Ганя, наследство, а небось, и не знаете, что на вашем огороде стоит моя груша…
Эти слова, будто обух, ошеломили мать.
«А что я тебе говорил?» — глазами произнес к ней отец и уже изумленно спросил дядьку Владимира:
— Это же какая ваша груша?
— А у вас их сколько в огороде? — тоже удивился дядюшка, махнул рукой на раскрытые ворота, за которыми стояла развесистая груша-дичка. — Вот эта.
— Не скажете ли, человече, как это на нашей земле выросла ваша груша? — вытрясаются чертята из отцовских глаз, и не злость, а презрение просыпается в них.
— Просто. Вам, Афанасий, может, и невдомек, что эту грушу садил мой дед.
— Осенью или весной?
— Осенью, как теперь помню. Тогда как раз дождило, а мой дед все приговаривал: «Как дождь плачет, то мельница скачет». Я памятливый, Афанасий.
— Почему же вы, памятливый, раньше не вспомнили о груше?
— Не было такой возможности, а сегодня выпала.
— Нашли свой добрый час! — зазвучал негодованием печальный голос матери. — Еще от дедова дома ветер не развеял труху!..
— А какое мне дело до чьей-то трухи? Каждый ищет свой час — это его право! И каждый, скажу вам по правде, добрый только для себя. Мировой пожар есть мировым, а груша моя, — круто ложится упрямство на дядькины челюсти. — Ну, а если вам это дело с грушей не помнится, то, может, позвать свидетелей? Так я за шапку и сразу же к людям.
На ресницах и губах матери задрожала печаль:
— Чего же вы хотите, Владимир, в свой добрый час?
— Срубить дерево.
— А не дождетесь этого! — вскрикнула мать, которая скорее бы себя, а не грушу подставила под топор.
— Чего это не дождусь? — стал злее дядька Владимир. — Что я, у бога теленка съел?
— Я не знаю, что вы ели у бога, а грушу не съедите! — окаменела в гневе мать.
На загоревших щеках дядьки Владимира появились первые медяки румянцев:
— Ишь! Вам, вижу, дармового захотелось? Вы себе прибавляете: как новая власть дает поблажку вам, так и груша останется за вами? Так я тоже имею не купленный характер: скорее отболею, а своего не подарю. Вот как!
