Мне ведома. Но за мое терпенье
Я ожидал раскаянья от них;
Они ж бояр с собою на меня
Замыслили поднять, а мне погибель
Готовили.
Шуйский.
Недаром от меня
Таилися они!
Борис.
Твой розыск ныне
Явит: как мыслишь ты ко мне.
Шуйский.
Помилуй,
Царь-государь! Уж на мое раденье,
Кажись, ты можешь положиться…
Борис.
Прежде ж
Чем Дмитриева мать, царица Марфа,
Свидетельствовать будет на Москве,
Что сын ее до смерти закололся
И погребен, ты выедешь на площадь
И с Лобного объявишь места: сам-де,
Своими-де очами видел ты
Труп Дмитрия – и крестным целованьем
То утвердишь. Меж тем я со владыкой
Велел везде Отрепьеву гласить
Анафему; в церквах, в монастырях,
На перекрестках всех его с анвонов
Велел клясти! Быть может, вразумится
Чрез то народ.
Шуйский.
Навряд ли, государь.
Не в гнев тебе, а диву я даюся,
Как мало страху на Москве!
Борис.
Досель?
Шуйский.
Ты кой-кого и пристрастил, пожалуй,
А все же…
Борис.
Ну?
Шуйский.
Да что, царь-государь!
Хоть бы теперь: Романовых под стражу
Ты взять велел. И поделом. Да разве
Они одни?
Борис.
Другие также взяты.
Шуйский.
