Ведь для того, чтобы та модель более или менее нормально полетела, ей всего-то надо было отломать крылья! Правда, полетела бы она не как самолет, а как половинка квадрокоптера.
Современные дроны имеют очень сложные управляющие схемы — достаточно мощный процессор и как минимум один, а чаще даже два трехосевых гироскопа. Причин для этого две. Первая — потребность сделать так, чтобы управление дроном стало доступно любому. И вторая — у всех квадрокоптеров центр тяжести находится совсем ненамного ниже условного центра подъемной силы винтов. Это снижает устойчивость и сильно усложняет управление до того, что без помощи процессора с ним не справится даже опытный оператор. А сделано все это для удешевления! Напихать сколь угодно сложную электронику в массовом производстве все равно дешевле, чем усложнять конструкцию для существенного понижения центра тяжести.
Представьте себе лопату. Да-да, самую что ни на есть обычную. Так вот, если к верхней части ее рукоятки приделать крест с четырьмя достаточно мощными электромоторами — естественно, с винтами, а батарею и силовой контроллер примотать изолентой к лезвию, то что произойдет после замыкания цепи питания? Эта хреновина полетит без всякого процессора и вообще без управления! В ту сторону, где расположен мотор, дающий самую слабую тягу. И ее полет будет вполне устойчивым. Всего лишь потому, что центр тяжести находится далеко внизу.
Все это означает, что мои идеи относительно винтов переменного шага на дроне из местных деталей были поспешными и непродуманными. А требуется всего лишь опустить центр тяжести изделия настолько, чтобы даже грубого управления движками при помощи дроссельных заслонок стало достаточно. Причем, в отличие от юного Антонова, Скворцова денежная часть вопроса вообще не волнует. Если четырех движков будет мало, он поставит шесть. Ему и шестьдесят вполне по карману.
— Простите, вы о чем-то задумались? — спустил меня с сияющих высот инженерной мысли вопрос Ефремова.
— Ага, как-то так получилось, но я уже закончил. Вы, кажется, хотели меня о чем-то спросить?
— Да. Даже не спросить, а просить. Может, это и не мое дело, но обойти молчанием я этот вопрос не могу. Понимаете, после начала публикации «Лезвия бритвы» ко мне стали приходить письма. Много писем. Люди отождествляют меня с моим героем и считают, что я врач, владеющий нетрадиционными методиками. Часто пишут безнадежно больные… читать такое очень трудно, отвечать еще труднее, но игнорировать невозможно. Можете ли вы…
— Могу, — вздохнул я. — Но помочь удастся не всем, это раз. Я вам в общих чертах уже объяснял. И второе — сеансы будут идти через один. Вам, потом кому-то, потом снова вам, и так далее до полного вашего выздоровления.
— Но я уже почти здоров…
— Извините за прямоту, но пока еще вы почти развалина. Вот когда километр сможете пробежать за пять минут без риска летального исхода, тогда я с вами, может, и соглашусь. И последнее — выбирать потенциальных пациентов будете вы, я в этот вопрос влезать не собираюсь. Кроме того, помощь я буду оказывать под чужим именем и в гриме, прибавляющем мне как минимум лет тридцать возраста. Буду благодарен, если этот аспект вы с Таисией Иосифовной возьмете на себя.
Глава 13
Я уже упоминал, что из десяти человек, если брать в среднем, Антонов мог помочь только двум. «Десятому» — легко, «девятому» — с большим трудом и не в таком объеме. Остальным восьми — вообще никак. Так вот, после начала практики выяснилось, что у Скворцова дело обстоит не совсем так. С «десятым» — как у Антонова. Правда, таковой, или, точнее, таковая мне пока встретилась всего одна — Вера.
«Девятого» Скворцову было довольно трудно лечить, и процесс шел не так быстро, как хотелось, но все равно в полном объеме.
Но, кроме них, попадались еще и «восьмые». С частью их болячек я не мог сделать вообще ничего, но некоторые поддавались моим усилиям почти как у «десятых».
И, наконец, «седьмые». Лечить очень трудно, эффект получается незначительный, то есть далеко не полный, но зато, похоже, тут нет ограничений по диагнозам. В общем, из десяти человек Скворцов мог как-то помочь четверым. Да, как экстрасенс он был сильнее Антонова, и из-за частой практики это отличие нарастало. Тренировки, они ведь полезны не только в спорте.
Целителя из себя изображал сам Ефремов — оказалось, что писатель вполне терпимо владеет методикой гипноза. И он, пользуясь граненым сверкающим шариком на палочке, который я для него сделал, вводил пациента в транс под утробные внушения типа «ваши руки тяжелеют, глаза закрываются», «даю установку», а я подходил потом и брал спящего за руки. Если же пациент оказывался не внушаемым, а такие тоже попадались, то я притворялся ассистентом. Мол, мое дело считать пульс и, если он начинает выходить за пределы нормы, немедленно сообщать целителю. Все это я проделывал, напялив большие очки и седой взлохмаченный парик, а под рубашку засунув подушечку для имитации брюха.
Ассистента звали Аллан Владимирович.
Кстати, лечить спящих оказалось даже немного проще, чем бодрствующих. И вообще Скворцов от регулярных тренировок, как уже говорилось,
